Соболинский торопливо расстегивал ее платье. Теперь уже всю ее охватил нестерпимый жар. Это солнце… Яркий свет… Его горячие сильные руки, которые так легко расплавляют ее тело, делая его податливым и гибким. Она ничего не знала о плотской любви, зато для него никаких секретов давно уже не осталось. Соболинский и не собирался ее беречь, он был не нежен, не осторожен, а нетерпелив и жаден. Но ее это только распаляло. Она хотела его всего, и сама отдавалась ему без остатка. Шурочка понимала, что никогда уже не станет прежней. И что ей сейчас хорошо. Так хорошо, что все остальное значения не имеет…
Наконец он насытился и оторвался от нее. Она коротко вздохнула и сказала:
– Наверное, я счастлива.
Серж молчал. Она и не ждала ответных слов, признания в любви. Пусть уж лучше он молчит, чем солжет.
– В моей жизни не было ничего, а теперь есть ты, – сказала она спокойно, почти безразлично.
– Александрин, ты – необыкновенная женщина. Ты одна от меня ничего не ждешь, ничего не требуешь, и мне это нравится.
– Ты хотя бы мне не лжешь. Не обещаешь жениться. Я знаю все, всю правду. Разве я могу желать больше?
– Ты знаешь мое положение…
– Перестань, – она положила палец на его губы, – не надо никаких объяснений.
Он замолчал и стал гладить ее по голове, по щекам… Теперь уже с нежностью. Шурочка вспомнила Долли, потом визит Федосьи Ивановны и рассмеялась.
– Что такое? – спросил Серж.
– Это ты подослал к нам тетушку?
– Вышло славно, да? – улыбнулся он в темноте. – Вот видишь: все, что могу, я для тебя делаю. Ты мною довольна?
– Да.
– Ты – необыкновенная женщина! – с чувством повторил он. – Думаю, мне придется взять тебя в Петербург.
– Ах, перестань! Не надо никаких обещаний. Мы завтра увидимся?
– Утром. На том же месте.
– А ночью?
– Неужели тебе все равно, что с тобой будет? – спросил он с любопытством.
– Я не графиня Б*, – горько ответила она. – Мне нечего терять. У меня нет положения в свете, у меня нет мужа. И никогда не будет. Единственное, чего у меня никто не отнимет – это моей души. А в душе моей – ты, и я тебя там сохраню, независимо от того, появишься ты здесь еще или нет. Ты будешь там всегда. Что бы с нами ни случилось дальше.
– Я раньше думал, что знаю женщин, – задумчиво сказал он. – Я был в этом уверен. Все они собственницы. Все требуют каких-то обязательств и живут иллюзиями. Придумывают себя, меня, закрывая глаза на правду. Придумывают, как должны развиваться наши отношения. А если у меня совсем другие планы? Если у меня есть определенные обязательства? Тайны, наконец? И для этого мне нужна свобода.
– Я не хочу убеждать тебя в том, что я – другая. Когда ты уедешь?
– И ты говоришь об этом так спокойно?
– Я знаю, что ты уедешь.
– У меня здесь дела, – хмуро сказал он.
– Ты не можешь пока вернуться в Петербург?
– У меня огромные долги, – сказал Серж крайне неохотно. – Вот если бы ты была богатой невестой…
– Здесь таких нет.
– Увы! Мне надо какое-то время отсидеться в деревне. Но я уже не жалею об этом. – Серж привлек ее к себе и в третий раз сказал: – Ты – необыкновенная женщина!
…Шурочка вернулась домой под утро, они с Сержем все никак не могли расстаться. Ах, если бы она была богатая невеста, если бы у него не было каких-то там обязательств, о которых он говорит так неохотно, и тайн… Тайн? Как все это странно! Могли бы они быть счастливы, если бы поженились? Если бы к этому не было никаких препятствий?
– Не могли бы, – сказала она вслух.
И не смогла бы этого объяснить. Она просто это чувствовала. Но почему тогда цыганка сказала Сержу, что женщина, с которой он встретится в лесу, его погубит? Покуда все наоборот: это он губит ее. Быть может, речь шла совсем о другой женщине? Скорее всего, что так оно и есть. И вообще: не стоит верить в предсказания. Вон, сестры, каждую зиму, в Святки, подолгу сидят перед зеркалом, в темной бане, а после говорят, что видели
«Ну вот, у меня есть любовник, – подумала Шурочка, засыпая. – Любовник. Как в романах. Нет, там все о женихах, о свадьбе. А у меня – любовник! Ну, так значит это моя судьба!»
Сон ее был коротким. А, едва открыв глаза, она подумала:
– Ехать!
И тут же вскочила с постели. Ехать, пока ее не хватились! Пока не посадили под замок! Пока утренние скачки на Воронке не под запретом! Ехать! Он ждет!
И хотя они расстались несколько часов назад, Шурочка уже хотела видеть его снова. Только бы ее не остановили! Но сегодня ей везло. Утро опять было чудесное, лошадь на конюшне, в стойле, а у конюха она любимица. Шурочка вскочила в седло и выехала за ворота.