Бездомная

– Нет, моя дорогая, об этом можешь не беспокоиться. Между мной и моим бывшим супругом встало нечто большее, чем его измена. Если хочешь знать, я тоже ему изменила, а потом во время очередной ссоры подробно объяснила муженьку, в чем именно он уступает моему любовнику. А уступал он ему почти во всем. Этого-то Кшиштоф мне и не простил. Поклялся, что уничтожит меня, и сдержал слово.

– Эй, Кинга, не убеждай меня, что на улице ты оказалась исключительно из-за того, что какой-то подлец вышвырнул тебя из дому! Пусть дом и принадлежал вам обоим – ты не похожа на лохушку, которая не в состоянии выжить, не опираясь на плечо Кшиштофа Круля… плечо не такое уж и сильное, между прочим. – Ася смотрела на свою гостью, и на лице ее отображалась смесь недоверия и добродушной иронии. – Я еще не имела дела с бомжами, но слышала, что иногда такой образ жизни выбирают осознанно: у кого ничего нет, у того ничего нельзя отнять. Абсолютная свобода: без пенсионного фонда, ну его в задницу, без налогов, квартплаты, кредитов… Если к этому ты стремилась, то так и скажи. Признайся, что после всех этих лет, когда ты только и делала, что подтирала задницу Кшиштофу Крулю, тебе захотелось абсолютной свободы. Первым делом ты заехала ему в рожу, затем хлопнула дверью, и след твой простыл. Так оно и было, да?

– Хотелось бы мне, чтобы это было так, – тихо отозвалась Кинга. – Хотелось бы мне, чтобы это был мой выбор. Но на самом деле… понимаешь, я долго лежала в больнице, а когда наконец выписалась, то просто не знала, как жить дальше.

– СПИД? – доверительно шепнула Ася.

Кинга удивленно приподняла брови и помотала головой.

– Маниакально-депрессивный психоз.

Ася откинулась на спинку кресла – точнее, сползла по ней, онемев от шока.

«Ну и гостью ты к себе на сочельник пригласила, – блеснула у нее мысль. – Радуйся, что осталась в живых, – она ведь могла тебе, спящей, и горло перерезать».

Кинга читала на ее лице все эмоции, словно в открытой книге. Все, абсолютно все именно так реагировали на слова о маниакально-депрессивном психозе: страхом, страхом, страхом.

Чтобы пациентов с таким диагнозом не отвергали с порога потенциальные работодатели, врачи придумали другое название: биполярное расстройство (звучит получше, не так ли?), – но Кинга не щадила ни своих собеседников, ни себя самое и говорила в лоб: «Я опасная сумасшедшая, у меня маниакально-депрессивный психоз, неизвестно, когда болезнь вернется, не знаю, когда я начну нападать на людей». Это был ее крест, который придется нести до самой смерти. Ее искупление. Суд признал ее невиновной – человеческий суд, – но ее собственная совесть была к ней менее милостива.

– Ты бы взяла на работу психопатку? Сдала бы психопатке квартиру? – мягко спросила Кинга, глядя в потемневшие от ужаса глаза журналистки.

Шок понемногу спадал. Ася приходила в себя. Ее побледневшие щеки снова заливались румянцем.

– Тебе ведь не обязательно об этом упоминать, – неуверенно произнесла она. – У тебя же на лбу не написано, что ты лечилась в психушке. А раз тебя из нее выписали, значит, ты выздоровела и больше не представляешь опасности для окружающих, не правда ли? Ты ведь не бегаешь ночью по улицам с ножом и не устраиваешь резню неверных мужей?

– Да нет.

– Значит, все в порядке. – Ася испустила театральный вздох облегчения, но взгляд ее оставался настороженным.

– Хотелось бы мне так сказать… Потереть руки и небрежно бросить: «значит, все в порядке»… – В глазах гостьи заблестели слезы.

– Послушай, я понимаю, что ты чувствуешь, что ты чувствовала тогда, когда Кролик заявил, что ты дерьмо и что он нашел другую, а в придачу вышвырнул тебя из дому. Я и сама из-за него едва с ума не сошла. У тебя, должно быть, психика более тонкая, ты не видела таких кошмаров в семьях, на которые насмотрелась я, так что я тебя понимаю. Конечно, ты могла сломаться, и… мне ужасно жаль, что я приложила к этому руку. Честное слово, если бы можно было вернуть время назад, то я не раздвигала бы ног в лифте перед этим мерзавцем, а вместо этого врезала бы ему по яйцам и вызвала охрану, а может, и обвинила бы негодяя в сексуальном домогательстве. Так что прости меня, Кинга, и… останься здесь со мной еще на несколько дней. Несмотря на этот твой психоз, – это прозвучало искренне, хоть произнесено было не без усилий.

Кинга смотрела на ее круглое лицо, глядела в ее обеспокоенные глаза, подмечала дрожащую руку, которой та отбросила со лба прядь засаленных волос. «Думаешь, в психушку я попала из-за того, что Круль меня бросил? Отлично, так и думай. Думай так до тех пор, пока я не наберусь храбрости и не расскажу тебе, из-за чего на самом деле меня закрыли в отделении неотступного наблюдения и держали там полгода».