Бездомная

Знала бы Ася, как глубоко она заблуждается, – она поехала бы на Старувку, спустилась бы по трассе «Восток – Запад» на Шлёнско-Домбровский мост и утопила бы в Висле диктофон вместе с записью…

Чарек

Я пытался. Я и впрямь пытался понять Кингу и простить, но в память впечаталась картина: двухнедельная Аля, моя доченька, которую засыпают листьями. Эта картина стояла у меня перед глазами, когда я засыпал и когда просыпался. Боже правый, что же это за мать, которая способна совершить такое? И можно ли эту женщину вообще называть матерью?

Я понимаю, она сошла с ума, но… послушайте, что-то вроде окна жизни есть, кажется, в любой больнице, и в Быдгоще тоже, не так ли? Тысячи бездетных пар ждут своей очереди на усыновление, особенно когда речь идет о здоровых и хорошеньких малышах, как моя Алюся.

Разве Кинга не могла отдать ее? Зачем же было убивать?

Люди порой совершают убийства в состоянии аффекта, я знаю об этом, – но она-то убила хладнокровно! Ведь этот ребенок не раздражал ее постоянным плачем или чем-то в этом роде… Она сама говорила: «Алюся лежала тихо и глядела на меня широко раскрытыми глазами». Как она могла… Как она могла сделать это?..

Нет, больше я не смогу притворяться добрым самаритянином. Пусть Ася делает вид, что дружит с ней, если может играть эту роль после всего услышанного. Возможно, она более толстокожая, чем я.

Не пойду я больше на Домбровского.

Пошло оно все…

Статья была готова!

Только нужно еще выбрать фотографии – нащелкать их Ася поручила одному ловкому папарацци. Вот Кинга на коленях у маленькой могилки – грустная, снимок сделан в профиль, нелегко будет узнать лицо, – и четкая позолоченная надпись на белом мраморе: «Алюся Круль, прожила две недели». Можно взять и этот снимок, на котором Кинга с улицы глядит в пустые окна своей квартиры на Домбровского; разумеется, все фотографии сделаны украдкой, чтобы женщина вышла на них естественно – избавь нас Бог от постановочных фото! – и… вот она, минута славы.

Хотя нет: нужен еще подходящий заголовок. Трогательный. Привлекающий покупателей. Но без дешевой сенсации. Может быть, вот так: «Я убила маленькую дочку. Как жить дальше?». Неплохо… Но не совсем то, что надо…

Поразмыслив несколько минут, Ася наконец придумала гениальное название: «Она убила маленькую дочку. Такая трагедия может случиться с каждой!». Да, длинновато немного, зато все по теме. И звучит не обвиняюще, а предостерегающе. И внимание привлекает. А тут еще фотография коленопреклоненной Кинги… Люди будут читать и плакать. И будут лучше следить за своими женами, дочерьми, сестрами и подругами. Ради этого статья и писалась, не так ли?

Ради премии и бабок тоже, но это ведь не главное…

Журналистка скопировала материал на диск и отнесла непосредственно главреду «Скандалов», самой грязной бульварной газеты страны. Только эта жалкая газетенка может обеспечить истории Кинги самую широкую огласку…

– Яцек, у меня для тебя кое-что есть. Не материал, а конфетка. Исповедь детоубийцы, – бросила она с порога, даже не здороваясь.

Мужчина около пятидесяти, с острым, как у акулы, взглядом – точь-в-точь такой взгляд бывал порой у Аси, но глаза у нее были не такие пропитые, – взглянул на одну из самых плодовитых своих корреспонденток с нескрываемым желанием.

Нет, объектом его желания не была Иоанна Решка – он предпочитал материал. «Конфетку», как она выразилась. А уж от слова «детоубийца» Яцек Сондер готов был слюнки пустить.

– Давай, – отозвался он, и когда файл с текстом открылся на мониторе компьютера – принялся пожирать глазами строчку за строчкой.

Ася ждала, затаив дыхание. Она знала, что текст хорош, очень хорош, но достаточно ли в нем скандальности, чтобы заинтересовать этого парня?

– Материал авторизован? – спросил он, окончив чтение. – Необходима авторизация. Тема слишком тяжелая, чтобы печатать это без согласия заинтересованного лица.