Бездомные звезды

шёлк заката в мае – плохого кроя,
швы ползут по краю, испод багров.
нотным станом город высотки строит,
в нём виток развязки клубка дорог —
словно ключ скрипичный. и скрылось солнце,
алой лаской гладит последний луч
по вершинам горы. и вдаль червонцы
рассыпает Никта, раскрасив мглу.

свет небесный дивен и амальгамен.

из окна посмотришь – и спасена.
полнолунный чистый молочный пламень
пусть прольётся сверху, омоет нас.

пусть лакают кошки с асфальта лужи —

сливки с неба вылиты через край.
каждый сверху вычислен, обнаружен,
найден лёгким, сразу допущен в рай.

что огнём созвездия воскресили,

то сегодня ожило в темноте,
и высокий голос, набравший силу,
отражаясь эхом от старых стен,
пролетает мимо бараков ветхих,
вдоль холодных улиц протяжным «ре».

и мерцают звёзды далёким светом,

растворяясь в тающем серебре.

«вся жизнь об одном – бездружие, бессчастие…»

вся жизнь об одном – бездружие, бессчастие,
                                                               бессоюзие,
картонный советский мюзикл, чернуха с плохим
                                                                     концом,
не нужно меня наказывать, не блюза хочу, а джаза
                                                                         мне,
салатов-салютов-праздника, портвейна
и леденцов.
путь в счастье – кривые линии, все клинья —
                                                      другими клиньями,
вся жизнь об одном – уныние, проснуться б
                                                           в другую жизнь.
бесчестность и лицемерие, оскалены и ощерены,
воздастся Отцом по вере нам?
быть может, держись, держись.
минорная пентатоника ненужным и недопонятым
заросшей тропинкой тоненькой —
к бессмертию приговор.
смоковницы обесплодели, и каждый второй —
                                                                  юродивый,
но каждый – своей мелодией
вплетается в общий хор.

«в озёрной, тёмной, ледяной воде…»

в озёрной, тёмной, ледяной воде
русалочьего гребня разглядев
на дне узор заметный, ждём чудес.
и караулим
признание в небесном ведьмовстве:
закатный, дымный, невесомый свет.
узорчатым рисунком тонких вен
безлюдных улиц
любуясь, распознать обманный шаг —
в неоновых змеится миражах,
что время врачевать и воскрешать —

пришёл декабрь.

всё по кольцу, вот ключ, разгадка чар.

уходишь в темноту в вечерний час,
с рассветом возрождаешься, крича,
слепым и слабым,
побыв со смертью миг наедине.
и в вечной суете и беготне
потянется цепочка сонных дней,
пустых, бессчастных.
и крутим мы скрипучий маховик,
и наново мы учим алфавит,
мечась по миру в поисках любви,

горим и гаснем.

«смартфон лакает жадно тёплый ток…»