Часто бури бушевали так долго, что никто из солдат даже и не пытался покинуть Замок Забвения. В такой ветер было слишком опасно выходить в море, слишком холодно гулять на воздухе, слишком трудно поднимать боевой дух для еще одного безрезультатного нападения. Фэйрги отошли в Бездонные Пещеры, и Майя дразнила своих тюремщиков описаниями их теплых пещер, горячих дымящихся озер и толстых тюленьих шкур. Фэйргийка не страдала от пронизывающего холода. Она могла плавать в море среди льдин и оставаться в живых.
К середине зимы ведьмы оставили попытки обуздать погоду. Начинающийся шторм превратился в яростную бурю. Постоянный рев ветра взметал волны на такую высоту, что они накрыли бы «Королевский Олень» со всеми его мачтами, если бы у Лахлана хватило безрассудства вывести его из ненадежного укрытия бухты. Постоянно сверкали молнии, точно толстые, пульсирующие жидким огнем вены. Гром отзывался от стен Замка Забвения зловещей симфонией ударов и раскатов. Снег возвел над старыми стенами новые. Почти неделю никто не мог пробиться к ним, и никто не мог связаться с ведьмами в других фортах из-за статических помех в небесах. Они были осаждены, отрезаны от жизни, заперты в этом замке неистовой бурей.
День зимнего солнцестояния они провели, сбившись в кучу и пытаясь сохранить остатки тепла. Потом настал Хогманай с его бесповоротным и окончательным отделением одного года от другого. Они не могли не вспоминать прошлые года и не беспокоиться о наступающем. Они не могли не чувствовать острого сожаления.
Стоял лютый холод. Ветер завывал, точно баньши. Снежная тьма подступала к стенам разрушенного замка. Несмотря на все усилия Изабо, огонь мигал и трещал, давая больше дыма, чем тепла. Близнецы жалобно плакали. Изабо укачивала Ольвинну, прижимая ее к плечу, похлопывая ее непослушной окоченевшей рукой и бормоча:
– Шшш, моя пчелка, шшш, моя пчелка.
Слова давно уже утратили всякий смысл.
– Вот я и вернулся в Брайд ко дню рождения, – пробурчал Доннкан.
– Ничего, малыш, – сказала Изабо. – Разве тебе бы больше хотелось быть в Брайде одному, чем здесь с мамой и
Изабо ничего не сказала. Она готова была согласиться с каждым словом. И, судя по выражением лиц всех остальных, кто собрался в выстывающей маленькой комнатке, не она одна.
– И потом, – сердито сказал Доннкан, – мама и
– Они проберутся сюда, если смогут, дорогой, – сказала Изабо, но Доннкан бросился на свою импровизированную кровать, отвернувшись к стене. Бронвин зарылась в одеяла рядом с ним, положив руку ему на плечо. Изабо тяжело вздохнула. Лахлан и его свита были в Замке Запустения уже две недели, и она не верила, что они смогут вернуться назад. Буран был слишком свирепым.
– Что ж, нет никаких сомнений в том, что эта их жрица-ведьма обладает Талантом управлять погодой, – сказала Мегэн, сидевшая почти у самого огня. – Этот проклятый ветер воет уже два месяца, и у нас не было ни единого дня покоя.
– Мак-Синн говорит, что зимой бывает такой ветер, – сказала Изабо.
– Да, может, это и так, – раздраженно ответила Мегэн. – Но я не поверю, что он дует вот так, днем и ночью, каждый божий день. Это неестественно, а если бы и было естественно, то никто в здравом уме не поселился бы здесь, даже Мак-Синн.
– Разве ты не можешь ничего сделать? – пронзительным от раздражения голосом спросила Изабо.
– Думаешь, если бы могла, то не сделала бы? – огрызнулась Мегэн. – Я же не погодная ведьма!
– Но есть же Лодестар! Неужели ты не можешь помочь Лахлану поднять Лодестар и остановить непогоду? – Изабо чуть не плакала. Постоянный вой ветра мог вывести из терпения кого угодно, в особенности когда ему сопутствовали постоянные капризы двух голодных и замерзших трехлеток.
Мегэн вздохнула.
– Теперь Лодестар Лахлана, и только он может поднять его, Бо. Тебе бы следовало это знать. Кроме того, погодой всегда трудно управлять. Это взаимодействие воздуха, воды, огня и земли, и если ведьма хочет воздействовать на погоду, она должна быть сильной во всех этих стихиях, и в стихии духа тоже. А такую бурю, как эту, вообще практически невозможно контролировать. Когда она достигает такой силы, самое лучшее, что можно с ней сделать, это просто позволить ей пройти. – Она закуталась в свой плед, поднеся скрюченные узловатые пальцы к еле тлеющим углям. – По крайней мере, можно радоваться, что фэйрги точно так же страдают от непогоды, как и мы.
Майя злорадно улыбнулась, и Мегэн сказала:
– Одно слово, Колдунья, и я испепелю тебя на месте. Я не преувеличиваю!
Майя успокаивающе подняла руки, потом сделала вид, что заперла рот и выкинула ключ. Бронвин хихикнула.