Бездушная

Девушка, опять без слов, подошла и опустилась на пол, подняв на него глаза и положив ладони на бедра, дожидаясь следующих указаний. Внутри шевельнулось смутное недовольство, добавив остроты перца в обуревавшие его эмоции. Она слишком послушная, нехорошо. Он хотел наказать ее, хотел увидеть красные полоски на этой нежной коже и, может, даже капельки крови. Ничего, один повод у него все же есть.

– Раздвинь ноги, – отдал он следующий приказ, начав неторопливо снимать свою одежду – на белой рубашке могут быть заметны следы, чего ему бы не хотелось.

Чем меньше внимания он привлечет, тем лучше. Оправдываться и объяснять что-то кому-то Каратель не желал, даже прикрываясь заданием. Слишком рискованно… Игрушка послушно раздвинула колени. Он шумно вздохнул, разглядывая темные кудряшки над средоточием всех его непристойных мыслей, – а ведь там никто еще не бывал. В паху болезненно запульсировало, член налился кровью, и штаны стали тесными и неудобными.

– Шире, – чуть охрипшим голосом потребовал он, облизнувшись.

Она подчинилась, и розовые створки чуть разошлись, показывая нежную, беззащитную плоть. Немедленно захотелось прикоснуться, погладить, а потом распластать ее прямо на этом холодном каменном полу и резко войти до самого конца в тугую, шелковистую глубину. Сорвать с губ болезненный вскрик, ощутить, как она напрягается под ним в безуспешной попытке вытолкнуть. Схватить ее волосы, намотать на кулак, заставив выгнуться сильнее, и толкаться до упора, пока горячая волна наслаждения не накроет с головой, а игрушка не обмякнет покорно, позволяя делать с собой все, что он захочет…

Но сначала – наказать. Так, чтобы запомнила боль. Сегодня наслаждение будет получать он один, а куколка не заслужила. Чужая злость радостно взвыла, раскинув кожистые крылья, рванулась по телу царапучими плетьми, побуждая поскорее приступить, показать, кто здесь хозяин. Каратель отбросил небрежным жестом рубашку, оставшись в одних штанах – от обуви он тоже избавился и стоял босиком. Камни пола приятно холодили, ему нравился контраст между огнем, сжигавшим его тело, и прохладой, ласкавшей ступни. Он медленно подошел, остановился перед куколкой и приподнял ее голову за подбородок, едва удержавшись от желания размахнуться и отвесить ей пощечину, разбить эту фарфоровую маску отстраненности на ее лице. Он жаждал эмоций, ее эмоций. Что ж, если она не удовлетворит его желаний, есть еще один повод наказать, и посильнее, чем за ослушание утром.

Он присел и медленно обвел пальцем контур ее губ.

– Сегодня ты не получишь удовольствия, – мягко произнес он, хотя внутри бушевал черный ураган, требуя выпустить его; мужчина сдерживался из последних сил. – Наслаждаться буду я. Но я разрешаю тебе кричать, упрашивать меня не делать того, что я буду с тобой делать, плакать, если захочешь. – Его голос умиротворенно журчал вопреки страшному смыслу слов, и палец настойчиво раздвинул губы девушки, проникнув ей в рот. – Сегодня ты можешь быть непослушной. – Он с предвкушением улыбнулся, почувствовав, как она, не дожидаясь дополнительного приказа, принялась посасывать.

Мужчина шумно выдохнул, в последний момент поймав порыв схватить за волосы, резко дернуть назад и вставить в этот податливый ротик совсем не палец, как следует оттрахать его… Он выпрямился, сердце тяжело бухало в груди, больно отбивая ребра, и больше терпеть уже не было сил. Медленно улыбнувшись, он вытянул стопу и большим пальцем раздвинул нежные складки, слегка пошевелив, – они были едва влажные, совсем не готовые. Ничего, это ненадолго. Девушка чуть заметно вздрогнула, продолжая смотреть на него снизу вверх, но не попыталась отстраниться или свести колени. Послушная. Однако сейчас ее покорность раздражала. Он отступил на шаг и отрывисто приказал:

– Встань.

Она подчинилась. Мужчина внимательно оглядел игрушку, потом перевел задумчивый взгляд на разнообразные приспособления и выбрал подходившее под его планы – первоначальные.

– Сядь туда, – последовало новое веление, и хозяин указал на конструкцию.