Бездушный

Зарываюсь пальцами Роберту в волосы и, как похотливая кошка, прижимаю его к себе сильнее, одновременно откидывая голову, поскуливая от удовольствия.

Бьюсь головой о шкаф, рукой натыкаюсь на стакан на столешнице, смахиваю его, и он летит со звоном на кафель, разбиваясь вдребезги. Но мне на всё плевать. Есть только мужские губы, умелый язык и пальцы, которые рвутся в меня, задевая какие-то точки, от которых дрожат ноги.

Всё это безумие продолжается до тех пор, пока я не начинаю выть от подступающего оргазма. Кончаю, стискивая мужские волосы. Роберт резко поднимается и, не позволяя мне прийти в себя, дергает за бедра к себе, утыкаясь головкой в мокрые сладкие.

Входит в меня, стискивая бедра. Резко, грубо, со всей силы до самого конца. Больно. С ним всегда больно от первого толчка, я еще не привыкла к этому мужчине. И одновременно сладко до прокатывающейся дрожи. Он останавливается, замирая внутри меня, тоже глотая воздух, хватает мой топ и стягивает его через голову, отбрасывая на пол. Тоже хватаю его футболку, пытаясь ее снять. Роберт помогает мне, буквально срывая ее с себя. Снова хватает за бедра, начиная толкаться глубже, хотя казалось, что глубже некуда.

— Даже не надейся сегодня уснуть, я буду трахать тебя всю ночь, — хрипло сообщает Роберт. — Мне тебя дико мало, я хочу тебя всю. По-разному хочу. Очень грязно, но тебе понравится, — обещает, и от этих его слов и грубых толчков во мне я снова на грани очередного оргазма. Так быстро, так остро и так прекрасно.

Тело начинает содрогаться, а дыхание рвётся, когда его губы всасывают соски. Сильно оттягивая, а зубы кусают, не выпуская. И я снова улетаю с воплем, расцарапывая мужские плечи...

Мне так хочется закричать и снова разрыдаться, только уже не от боли, а от распирающих эмоций. Это не первый наш секс, а мне кажется, он и не брал меня раньше, и по-настоящему только сейчас. Но я кусаю до боли губы, чтобы не заплакать от эмоций.

Всё-таки вскрикиваю, когда он выходит из меня, кусает за плечо и хриплым стоном кончает мне на живот, заливая горячей спермой. А потом утыкается мне в шею и уже нежно и аккуратно целует, пытаясь отдышаться.

Всё, он мой.

Никому не отдам.

Тем более прошлому, которого нет.

Роберт молча берет меня на руки, вынуждая оплести его торс ногами и обхватить шею, и несет в гостиную. Сажает на диван, укутывает в плед, как ребенка, и целует в нос. А я еще не отошла от нашего безумия, безвольная, как кукла, поддаюсь его рукам и смотрю на Роберта через пелену.

— Не засыпать, я сейчас вернусь, и продолжим, — сообщает он мне.

Как продолжим?

Я собрать себя не могу.

Но киваю, откидываясь на спинку дивана, и улыбаюсь, как дура. У меня шикарный мужчина. Кажется, я уже люблю его больше. И меня распирает от желания бежать к нему и признаться в любви. Не могу держать это в себе. Но страшно не услышать «люблю» в ответ. Поэтому сдерживаюсь.

Через несколько минут прихожу в себя. Роберта долго нет. Какой сон, когда меня распирает от чувств и эмоций! Поднимаюсь с дивана, кутаясь в плед, и иду на поиски своего мужчины.

Нахожу его на улице на ступеньках, ведущих в дом. Он сидит с голым торсом и смотрит на двор. Выхожу, сажусь рядом, прислоняясь плечом к плечу Роберта.

— Уже соскучилась? — затягивается, выпуская дым.

— Холодно, — накрываю и его тоже пледом, а он меня. И мы сидим под одним одеялом, смотря в звёздное небо.

— Так что там было про цвет моих трусиков и «рыдаю в подушки»? — интересуюсь. — Я не поняла, откуда это вы, Роберт Станиславович, так осведомлены?

— Что-нибудь слышала про ясновидение? — ухмыляется он. — Или про чтение мыслей?

— Так, я что-то не поняла! — доходит до меня. — В моей комнате тоже камеры?

— Что значит «тоже»? Как ты нашла другие?

— Про другие мне поведала Раиса Алексеевна, намекая, что следит за мной. Но в моей комнате? И ванной тоже? Я трусы в ванной надевала! — возмущаюсь. От злости отбираю у него плед, кутаясь. А сама судорожно вспоминаю, что вообще могла делать в ванной и комнате постыдного. Какой кошмар. Закрываю глаза.

— Ну извини. Это вопрос безопасности. Они давно стоят, не специально для тебя. Мы доверяли ребенка фактически незнакомым женщинам. Мало ли что. А ты просто лапочка, наблюдать за тобой – удовольствие. Мне всё понравилось. Эти камеры и помогли понять, что я зависаю на тебе, что ты меня привлекаешь.

— Ладно! — выдыхаю. — Но завтра убери их.

— Хорошо, — кивает, но улыбается.

— Не «хорошо», а убери.

— Ты, Машенька, не понимаешь всю прелесть камер. Завтра, например, я уеду в командировку. Но всё равно буду с тобой, покажешь мне себя в ванной. Поиграем.

— А… — пытаюсь сообразить, о чём он. Краснею, начиная понимать. — Я подумаю.

— Подумай. И да, забыл тебе сообщить. Твоего зайчонка Ванечку я сегодня уволил, — выдаёт он.

— Как уволил? Зачем? — свожу брови.

— А что такое? Ты что, переживаешь? Жалко зайчонка? — с претензией в голосе спрашивает он, тушит окурок в пепельнице, поворачивается ко мне, хватает за скулы, вынуждая смотреть в глаза.

— Да, жалко. Он нормально исполнял свои обязанности. Зачем увольнять?