Бездушный принц

Я бесконечно счастлива, что мне не придется снова сидеть с ним в одной машине, и еще более счастлива, что мы с Кэлламом отправляемся по моей наводке. В общем-то, и по его тоже, но я первая об этом подумала.

В любом случае, мне нравится, когда Кэллам водит машину. Это позволяет мне исподтишка разглядывать его, пока муж не сводит глаз с дороги.

Каждый раз, когда мы остаемся наедине, кажется, что энергия меняется. В воздухе витает тяжелое напряжение, и мои мысли неизбежно возвращаются к тому, чем мы занимались, когда в последний раз были одни.

Кэллам застает меня врасплох, прерывая такие приятные мысли вопросом:

– Почему ты рассталась с Оливером Каслом?

Это бьет под дых и неприятно напоминает, как Оливер утром приставал ко мне в кампусе. Как ему постоянно удается меня подкараулить? Сначала, когда мы встречались на вечеринках, я думала, что ему пишут мои друзья, но и позже…

– Так что? – прерывает мои мысли Кэллам.

Я вздыхаю, недовольная тем, что мы снова возвращаемся к этой теме. Тем более что на этот раз за ней вряд ли последует извращенный ревнивый секс.

– Просто наши отношения с самого начала были странные, – говорю я. – Это как надевать левую туфлю на правую ногу. И чем дальше, тем хуже.

– Значит, ты не любила его? Когда вы встречались? – спрашивает Кэллам.

В его вопросе звучит уязвимость.

Я никогда не слышала, чтобы Кэллам звучал уязвимо. Хоть немного. Мне отчаянно хочется посмотреть на него, но усилием воли я не свожу взгляд с дороги. Мне кажется, что мы впервые честны друг с другом, и я боюсь все разрушить.

– Я никогда не любила Оливера Касла, – четко и уверенно говорю я.

Он выдыхает, и я знаю, просто знаю, что это вздох облегчения.

Я улыбаюсь, думая о чем-то поэтичном.

– Что? – спрашивает Кэллам.

– Ну, ирония в том, что, расставшись с Оливером, я думала о том, чтобы подыскать себе кого-то более подходящего. Кого-то похожего на меня.

Кэллам тоже смеется.

– Вместо этого тебе досталась полная противоположность, – говорит он.

– Точно.

В противоположностях есть некая симметрия. Лед и пламя. Строгость и игривость. Импульсивность и сдержанность. В каком-то смысле они дополняют друг друга.

Оливер и я скорее походили на два случайно выбранных предмета – ручка и сова. Печенье и лопатка.

Поэтому со своей стороны я не испытывала к нему никаких эмоций – только полное безразличие. Сопротивление рождает любовь. Или ненависть.

Мы подъезжаем к «Пилону». Это ночной клуб на западе города. Темный, с низким потолком, просторный и крайне сомнительный. А еще невероятно популярный, потому что это не просто какой-то там стриптиз-клуб. Представления здесь мрачные, извращенные, чествующие фетишизм. Некоторые из танцовщиц практически звезды Чикаго, включая местную приму Френси Росс. Неудивительно, что Заяц положил на нее глаз.

– Ты бывал тут раньше? – спрашиваю я Кэллама.

– Нет, – беззаботно отвечает он. – Это хорошо?

– Увидишь, – ухмыляюсь я.

Вышибала на входе проверяет наши удостоверения и пропускает внутрь.

От грохочущих басов воздух кажется густым. Я чувствую резкий запах алкоголя и землистые нотки вейпа. Свет темно-красный, отчего все вокруг окрашено в черные и серые тона.

Интерьер напоминает готический кукольный дом. Кабинки, обитые плюшем, обои с растительным орнаментом, богато украшенные зеркала. Официантки одеты в кожаные портупеи, некоторые носят ушки животных и меховые хвостики в тон – здесь в основном кролики, лисы и кошки.

Я замечаю свободный столик у самой сцены и тащу туда Кэллама, пока кабинку не занял кто-то другой.

– Разве мы не должны искать твою подругу? – спрашивает он.

– Возможно, мы как раз в ее зоне обслуживания. Если нет, я схожу и поищу ее.

Кэллам оглядывает грудастых официанток и барменш, одетых в облегающие боди из плиссированной ткани, расстегнутые до пупка.

– Значит, вот что Зайцу по душе? – говорит он.

– Думаю, всем так или иначе это по душе, – отвечаю я, закусывая губу и немного ухмыляясь.

– Да что ты? – спрашивает Кэллам и смотрит на меня с любопытством и смятением. – Расскажи-ка подробнее.

Я киваю в угол нашей кабинки, где с крюка свисает пара серебряных наручников.

– Думаю, ты нашел бы им применение, – отмечаю я.

– Это зависит, – рычит Кэллам, – от того, как ты будешь вести себя сегодня…

Его глаза темнеют, но прежде чем я успеваю ответить, к нам подходит официантка, чтобы принять заказ. Это не моя подруга Джада, но она говорит, что Джада сегодня тоже работает.

– Можете направить ее к нам? – спрашиваю я.

– Конечно, – кивает девушка.

Пока мы ждем, свет меркнет еще больше, и диджей выключает музыку.

– Дамы и господа, – проникновенно произносит он. – Прошу поприветствовать на этой сцене единственного… и неповторимого… Эдуардо!

– О, тебе это понравится! – шепчу я Кэлламу.

– Кто такой Эдуардо? – бормочет он в ответ.

– Шш!

Луч прожектора выхватывает стройного молодого человека, который немного позирует в его свете, а затем неспешно спускается к сцене. На нем фетровая шляпа и ладно сшитый зут-сьют[40] с преувеличенно широкими плечами. На лице у него усы, а во рту зажата сигарета.