Безголовое дитё

— Хоть копейку, та выторгую. За неделю сэкономлю тебе на пару стаканов рачков, або на мороженое! Учись! Гроши з нэба не падають!

На Привозе можно было торговаться, там все торговались. Бабуня же по привычке умудрялась торговаться и в магазинах, хотя прекрасно знала, что в магазинах это бесполезно. Тогда она принималась критиковать товар. В нашем молочном магазине на углу, выстояв небольшую очередь за яйцами, она всегда вступала в спор со знакомым продавцом, пожилым евреем Нёмой Соломоновичем.

— Ну, шо у вас за яйцо, Нёма Соломонович? Такое мелкое! Его шо, голуб снёс? — капризно спрашивала Бабуня.

— Мадам Тимош, вечно ви мине делаете гембель с этими яйцами! Я ж не тот голуб, шо их снёс! Их снесло государство! Та не мацайте их руками, больше не станут. Кончайте капрызничать! Вибирайте то яйцо, шо на вас смотрит.

— Из чего тут выбирать? Они ж с инкубатора, все на одно лицо! На стакан гоголя-моголя для дытыны ваших трэба штуки четыре! А на Привозе такие крупные, шо только из двух полный стакан накручу.

— Так идите на Привоз, мадам Тимош, не задерживайте покупателя.

— А шо, покупатель не человек? Он тоже хочет скушать крупное яйцо, — уже тише говорит Бабуня, и осторожно складывает яйца в литровую банку.

Я скучала. С тоской вспоминала моего пёсика Жулика. Бабуня сказала, что он ещё в прошлом году «кудысь пропав». С завистью наблюдала за играми детей во дворе, но сама не могла подойти к ним и включиться в игру. Каждый день надеялась, что меня пригласят. Мучительно искала предлог заговорить с Нилкой. Не понимала, почему меня игнорирует моя самая близкая подружка. Иногда, глядя на нашу фотографию, где мы с ней жених и невеста, я тихонько шептала:

— Нилочка, подойди ко мне сегодня. Я так скучала по тебе.

Но Нилка оставалась непреклонной и нарочно уводила мальчишек подальше от моего крыльца вглубь двора.

Однажды мяч, которым играли дети, залетел к нам в коридор и закатился под стол. Мальчишки во главе с Нилкой подбежали к крыльцу и стали кричать:

— Тёть Дусь, отдайте мяч! Мы больше не будем. Тёть Дусь!

Бабуня выбежала на крыльцо и строго выкрикнула:

— Нэ дам, бо вы мине все окна повыбиваете. А мячик чей?

— Мой, — жалобно произнесла Нилка. — Отдайте, тёть Дусь! Мне папа подарил.

— Ой, какие новые новости! Нема у тебя папы! Брешешь!

— А вот и есть, вот и есть! Мама вчера замуж вышла за одного дядю из Очакова. Отдайте! А то бабушка заругает!

— Вот пусть твоя бабушка и придёт за мячиком, ей отдам! И геть усе от крыльца! Шоб тихо мине было!

Бабуня что-то ворча себе под нос, ушла в комнату. А я взяла мяч из-под стола и вышла на крыльцо. Притихшая детвора так и стояла кучкой и о чём-то совещалась. Увидев меня с мячом, они с надеждой уставились на мяч.

— А меня возьмёте играть, если отдам? — строгим голосом, как Бабуня, высказала я свою просьбу.

— Возьмём! Возьмём! — закричали наперебой мальчишки.

Нилка угрюмо потупившись, молчала. Потом подняла заплаканное лицо.

— А твоя Бабуня не нажалуется моей? — заискивающе промямлила Нилка.

— Не нажалуется! Я очень попрошу её. Вот увидишь!

— Пошли с нами на развалку! Там будем играть! — весело крикнула мне Нилка, и мы гурьбой побежали на развалку.

Бабуня запрещала мне ходить на развалку. Говорила, что там «запретная зона». Вечерами она укладывала меня спать, надевала свой брезентовый плащ с капюшоном, вытаскивала из-под кровати «видавшую те ещё виды винтовку», запирала веранду на замок и уходила на развалку охранять пустые винные бочки.

— Бочки на балансе. Мине голову снесуть, якшо пропадёть хоч одна бочка. Чи под суд отдадуть, чи платить из своего кошелька, — как-то пожаловалась Бабуня маме, щупая место на груди, куда она «ховала свои гроши». Кошелька у неё сроду не было.

Когда мы прибежали на развалку, я увидела на месте обрушенных стен дома чистый двор. Только стена, выходящая на улицу, с зияющими окнами без стёкол, стояла нерушимая и ограждала развалку от улицы. Половина двора была тесно заставлена пузатыми винными бочками. Когда мяч случайно попадал на бочки и застревал там, Борька ловко взбирался на крайнюю и, гулко прыгая с одной на другую, находил мяч и бросал его нам. Этот момент ему нравился больше всего. Каждый из нас пытался первым поймать мяч, отбежать к стене и отбросить его подальше, обратно к бочкам.

С этого дня мы с Нилкой стали неразлучны. Моя жизнь в моём дворе опять стала такой же, как и до отъезда в Кировоград. Только однажды она омрачилась известием о том, что мой дружок Жулик попал под трамвай, погнавшись за кошкой. Это видели все дети. Жулик бегал за дворовой кошкой, в зубах у неё торчала крыса. Кошка выбежала на мостовую и помчалась через рельсы, Жулик за ней, и угодил прямо под колёса трамвая. Дети похоронили его на развалке. Украсили холмик бумажными цветами. На кусочке фанеры надпись чёрной масляной краской — «ЖУЛИК май 1946 г».

Однажды вечером в наш двор въехал грузовик с тремя мужиками. Они всю ночь таскали бочки с развалки на грузовик, отвозили их куда-то и возвращались за новой партией. От грохота бочек я то и дело просыпалась. А утром Бабуня мне сказала: