— Спасибо, мамулечка, родненькая! Такая красота, что и в театр не стыдно повести ребёнка. Где ж ты достала такую прелесть? А валеночки… фетровые, такие и до войны редко у кого были! Теперь только надо найти подходящие галошики, и мы на зиму обеспечены! — причитала мама, ощупывая валеночки изнутри.
— Ото когда вы с Ветуней уехали у Кировоград, я поскучала-поскучала, та й подумала — руки ж у менэ тэпэр развязанные. Чем, думаю, я хужее, чем усе те люды, шо ходять по дворам, предлагають усякие услуги и заробатывають? Довго размышляла, на чём можно заработать. Ну а мыслю мине подкинула Циля Моисеевна… Ну, та жидовочка с 37-го двора, може помнишь, я ей стирала простыни та пододеяльники. Такая хорошая женщина. Всегда для Веточки шо-нэбудь передавала: канахветочку чи яичко… Только в хату дытыну нэ пускала. Раз я ей сказала, шо хочу людям побелку делать, шоб зарабатывать. А она замахала на мине руками и каже: " Ша, Мадам Тимош. Вы будете смеяться, но я имею вам сказать: выкиньте з головы этих глупостей. Зачем этот тяжёлый гембель на ваши плечи? Это ж надо где-то доставать извёстку, мел… Слухайте сюда. Завтра зайдёте до мине и возьмёте мешок с ношеными, но с ещё приличными вещами. Поедете на трамвае до толкучки. В каком-нибудь ряду приткнётесь, разложите вещи прамо на землю. Ну, на какую-нибудь ненужную трапку или на газэту и отдыхайте. Увераю вас, шо-нибудь у вас возьмут за небольшие деньги. За день на покушать ребёнку у вас завсегда наберётся. Сейчас одни люди голые-босые, а у других шо-нибудь осталось ненужное, шо жалко выкинуть. И это ненужное может пригодиться голым та босым. У магазинах счас одёжи шаром покатить".
Так я и зробыла. Ходыла по дворам и спрашивала вещи на продажу. Набрала со всей Преображенской столько вещей, шо затоварила усю хату. Некоторые просили за свои вещи сразу хоть какие-то деньги. Ну и я, конечно, понимала, шо с качественной вещи буду иметь хороший навар. И давала деньги сразу, бо у меня уже кое шо завелось у кармане. Та й глаз набила на продажную вещь. Особенно хорошо продавались детские вещи. Потом не рваная обувь, мужские бруки, спинжаки, женские юбки та польта разные. С некоторыми людями на толкучке я менялась товаром. Вот, Лидочка, и тебе подарок есть, — Бабуня вытащила из мешка что-то вроде подушки в белой наволочке и кинула маме.
Мама расстегнула пуговицы наволочки, заглянула внутрь и завизжала, закрутилась вокруг себя, прижав подушку к груди.
— Мама! Это сон! Невероятно! Где? Как ты достала! — наволочка упала на пол, а в маминых руках осталось что-то чёрное, меховое, переливающееся серебром… — Чернобурка! Мечта всей моей жизни!
— Ха! Як достала? Провернула гешефт! Охотилась я за этой лисой на толкучке довго. Её продавала одна певица з нашого оперного театра. Я и так до неё и сяк, сбиваю цену, а она ни в какую… А у мине грошей нэ хватае. Ну и попрощалась я с лисой. На другой день вижу певица знов стоить. Я понимаю, шо товар не первой необходимости, на любителя. К ней подходять, пощупають мех, полюбуются, а як узнають цену, то их як ветром сдувае. А я радуюсь, бо вижу, Лидочка, шо это твоя вещь, вижу, як ты её с шиком носишь. Не-е, думаю, чернобурка будэ Лидкина, чи я нэ её мама! Подхожу к певице и кажу ей, шо дам дороже, если она до завтрева подождёт. Бо всё равно за эту цену нихто не купить. А ей уже надоело таскаться кажный день на толкучку. Поговорили… Я ей объяснила, шо у меня есть почти не надёванный мужской шивётовый кустюм. Шо его сразу вырвуть з рук, як я его сюды притащу… А-а, я ж скрыла от тебя, шо Жоржин кустюм я забрала из вещей Ванды. Помнишь, той, шо у катакомбе спала на ванне с карасином? Я ещё расплатилась с ней кустюмом Жоржа, колы вона спасла Веточку. Её румины повесили на Тираспольской площади…
— Помню, мама, конечно помню… И что?