За «Ольгинскую» шахту в лес мы не углублялись. Это было ещё и опасно. Дело в том, что в окрестностях села старатели то там, то тут оставляли так называемые «дудки» – узкие, цилиндрической формы, глубокие ямины. В поисках золота они вели разведку, а если посчастливилось наткнуться на золотоносную «кварцевую жилу», то разрабатывали её. Не дай Бог, провалишься в такую «дудку». Самостоятельно не выбраться: больно глубока.
Я помню, как из стада однажды не пришла домой наша корова Флюрка. Искали почти неделю. Думали, что её задрали волки, которые водились в лесах и иногда зимой довольно близко от села обозначали своё присутствие жутковатым воем. Но Флюрка нашлась. Её случайно обнаружили тётки, ходившие в лес по ягоды. Оказывается, Флюрка провалилась задними ногами в «дудку» и почти висела так всё время. Передние ноги, подогнутые в коленках, она ободрала в кровь – пыталась выбраться. Вся трава по краям «дудки» была истолочена ею до глины. Вытаскивали её мужики с помощью широких ремней от лошадиной сбруи. Корова пришла домой своим ходом, но на неё было страшно смотреть! Она еле шла, пошатываясь – того и гляди упадёт. Худющая, с кровавыми ранами на боках и коленях, в которых копошились крупные белые черви! Бабушка встретила её рыданием, потому как уже не чаяла увидеть нашу кормилицу. Но постепенно корову выходили. Она поправилась и вновь давала нам вкусное и питательное молоко.
Напротив лесопилки от главной дороги шло ответвление влево в сторону горы Королёвой. Вид на гору живописный благодаря росшим на ней группами соснам. Прогретая солнцем в летнюю пору дорога почему-то именно в этом направлении манила вдаль. Хотелось посмотреть: а что там за горой? И однажды с братьями мы пошли-таки на Королёвку. Но зачем-то свернули с дороги и попали на болотные кочки. Мне стало интересно: подпрыгнешь, а под тобою травяная кочка пружинит, и выступает из-под неё вода с каким-то гнилым запахом. Братья предостерегли меня:
– Перестань прыгать! Ещё провалишься, и тебя затянет в болото!
Они предусмотрительно не пошли дальше, а повернули на дорогу. Ну её, эту Королёвку! Далеко идти. Ребята более опытные, уже знали подстерегающие нас в окрестностях села опасности.
И по эту сторону от главной дороги, совсем близко от села располагалось сельское кладбище – оно и теперь там же. Поскольку смерть и похороны я ещё глубоко не осознавала, то я и не боялась крестов. В поисках вожделенных осколков от разбитой посуды – «сечек» я бегала по ближним от села местам и однажды выбралась к кладбищу. Моё внимание привлёк какой-то беленький осколок, выпячивающийся из земли. «Сечка»! – радостно подумала я. С помощью палочки я выколупнула черепок, и это оказался на самом деле «черепок», да ещё и человеческий. Вернее, лобная часть черепа. Но ведь я и не догадывалась, что это череп! Принесла домой. Братья дружно завопили:
– Где ты это взяла? Это же от покойника, от мёртвого человека!
Когда в селе кого-то хоронили, так получалось, что видела я это со стороны. Например, у соседки нашей Клавы Булатовой умерла от дифтерии трёхлетняя дочурка Галя. Хоронили всем селом. Мама меня категорически не пустила. Она всегда боялась за меня. Вдруг подцеплю заразу? И не дай Бог, дифтерийную.
Я смотрела на процессию с верха ворот. Впереди несли портрет Галиньки. Маленький гробик утопал весь в цветах и зелёных ветках. Издалека мне даже не видно было лица моей маленькой подружки – я, пользуясь соседством, бегала играть с нею ещё живой. И в голове у меня не укладывалось, что я Галиньки никогда не увижу. Неправда всё это!
Не помню идущих за гробом мать и бабушку девочки. Меня поразила другая женщина. Хочу здесь сказать, что в то время в сёлах ещё специально приглашали (или они сами приходили?) «плакальщицу», которая могла так причитать, что из камня выжимала слёзы! Это было надрывающее душу и рыдающее пение. И вот эта женщина шла за гробом и «плакала»: «Ой, да ты, родимая де-е-е-етонька! (короткий взрыд), Ой да, на кого ты нас поки-и-и-и-нула! (снова короткий взрыд)». Через какое-то время останавливала плач и шла, отдыхая, спокойно переговариваясь с шедшей рядом тёткой. Потом спохватывалась и опять начинала причитать. В других ситуациях, в зависимости от того, кого хоронили, менялись слова в причитании: деточка, матушка, батюшка и т.д.
Такое вот у меня было наблюдение. Когда я спросила мою бабушку, «зачем чужая тётя так плачет?», она ответила: «чтоб жальче было покойника»! Кошмар!
Детские впечатления всегда яркие, потому запоминались на всю жизнь. И таких впечатлений было много.
Вдруг до моего ума дошло однажды, что и моя мама может умереть. К этой мысли меня подтолкнула одна из подружек. Мол, все умрём, и ты тоже умрёшь. Я разревелась: мне стало жалко мою маму. Но я даже мысли не допускала, что Я могу умереть! Этого никогда не будет!
Подружки