Бежала по полю девчонка

После, в годах 60-х, я прочитала книгу Даниила Гранина «Зубр» – о выдающемся учёном-биологе, легендарной личности со сложной судьбой Николае Владимировиче Тимофееве-Ресовском. «Зубр» – так прозвали его коллеги. Из этой книги я узнала, что на озере Миассово, начиная с 1948 года, то есть как раз в период, когда я жила в Верхних Карасях, находилась биологическая станция. Но писатель Гранин не уточнил, на каком озере была она. А озёр Миассово существуют два: Большое и Малое. Они соединены широкой протокой. Какие-то слухи о немцах ходили в народе, и связано это было с личностью Тимофеева-Ресовского и его некоторых коллег.

Но он никакой не немец, а русский из перерусских. По материнской линии род идёт от князей Всеволожских, по отцу – от донских казаков.

Во время Первой Мировой войны, будучи молоденьким 16-летним солдатиком успел повоевать. С началом революции русская армия развалилась. Тимофеев-Ресовский поступил в Московский университет. Учился у великих учителей Кольцова и Четверикова. Занятия то и дело прерывались – шла Гражданская война, студентов призывали воевать. Слава Богу, способный парень уцелел. В университете познакомился с умненькой студенткой – оба стали биологами-генетиками. В 1925 году их командировали в Германию для продолжения работ по генетике. Тимофеев-Ресовский быстро достиг большого научного опыта. И тут наступил 1934 год. В СССР развернулся террор, а в Германии в 1933 году к власти пришли фашисты. Тимофеев-Ресовский рвался домой, но учитель его Кольцов передал ему через коллег-учёных: «Не возвращайся – погибнешь». Шли травля и аресты учёных, многие на родине сгинули в ГУЛАГе.

Тимофеев-Ресовский остался в Германии, работал в институте все годы военного времени, сохраняя российское гражданство. Нацисты его не трогали.

В 1945 году он с женой поспешил в Россию. Вроде бы его власти даже пригласили возглавить исследования по генетике. И оборудование из его немецкой лаборатории вывезли. Дело в том, что в это время по указанию Сталина был принят Атомный проект. Главная задача ставилась перед учёными-атомщиками – разработка атомной бомбы, но в проект входили многие попутные и не менее важные проблемы. В частности, исследования воздействия излучений на живые организмы. Имя и опыт мирового учёного вполне подходили для руководства исследованиями. Но вместо этого, словно бы «по ошибке», Тимофеев-Ресовский был арестован, и след его поначалу затерялся в лабиринтах ГУЛАГа. Там он чуть не погиб от голода и болезней.

И вдруг его находят, направляют на Урал для создания биологической станции на берегу Большого Миассова озера. Это спасло его от дальнейших преследований – ведь в стране началась травля генетиков. Наука эта была объявлена реакционно-буржуазной, в то же время набирал вес и авторитет «народный академик» Лысенко.

Сейчас даже странно думать, что многие учёные – и не только они – сложили головы в годы репрессий. Тимофеева-Ресовского не трогали, потому что он был нужен Сталину и Атомному проекту. Где надо было, власть закрывала глаза на всякие «реакционные» теории и анкету с «пятнами». И в некоторых закрытых научных заведениях работали и немецкие специалисты, вывезенные из поверженной Германии.

Поистине целебная природа Ильменского заповедника с его прекрасными лесами и множеством озёр помогла «Зубру» восстановить своё здоровье. Имея независимый характер, старую интеллигентскую закваску добропорядочности, широко эрудированный во всех областях науки и культуры, он быстро стал своеобразным магнитом для многих молодых учёных. После смерти Сталина станция продолжала работать и при Хрущёве. Строгая секретность с работ была снята, и на Урал зачастили учёные на знаменитые семинары, проводимые «Зубром».

К чему я всё это рассказываю? И какое отношение имеет этот рассказ к истории конкретно моей жизни? Говорю с сожалением, что, мечтая о каких-то дальних горизонтах, я проходила мимо многих прекрасных и выдающихся людей. Вины моей в этом не было.

В 1957–1962 годах я была студенткой Уральского университета в Свердловске (ныне Екатеринбурге), а в 1962-м на нашем биофаке читал лекции студентам Тимофеев-Ресовский, и его сын учился на биофаке. Но я знать не ведала об этом.

Тогда не было принято распространяться о «тёмных» пятнах в биографии многих и многих наших сограждан. Даже полностью реабилитированные и выпущенные на волю гулаговцы помалкивали о лагерной жизни, тем более о жизни при немцах в оккупации. Вроде бы культ личности Сталина был развенчан Хрущёвым, но все опасались, что преследования могут вернуться. Доносительство среди отдельных людей и шпионство КГБэшников никуда не делось.

Я росла в неведении, доверчиво относясь ко всему, что говорили старшие, и о людях судила по их поступкам, а не по каким-то политическим мотивам. И ведь столько хороших людей было вокруг меня!