Беженец

Весь ритуал занял около семи минут. Валид тоже присоединился к молитве. Махмуд подождал, пока брат закончит и пойдет дальше смотреть мультики, свернул коврики и вернулся к занятиям.

Махмуд как раз начал решать новое уравнение, когда услышал звук, заглушивший телевизор. Рев поднялся за окнами, словно горячий ветер. Но за доли секунды ветер превратился в торнадо. Махмуд уронил ручку, прижал ладони к ушам, и бросился под кухонный стол.

Он прекрасно знал звук летящего реактивного снаряда. Ш-ш-ш… ту-у-ум!

Стена квартиры взорвалась, по комнате разлетелись куски бетона и стекла. Пол под Махмудом покачнулся, и его отбросило назад, в кухню, вместе со стульями и столом.

Мир превратился в водоворот кирпичей, разбитой посуды, обломков стола и жара. Махмуд врезался в шкаф. От удара весь воздух вылетел из легких. Махмуд с глухим стуком упал на пол, в кучу металла и цемента. В его ушах тонко звенело: так звучал телевизор, когда спутник искал сигнал. Над головой разлетались искры из остатков светильника, но кроме воздуха ничего уже не имело значения. Махмуд не мог дышать, будто кто-то придавил его и сел на грудь.

Охваченный паникой, он бился среди мусора. Он не мог дышать. Не мог дышать! Обезумев, Махмуд разбрасывал обломки, царапался и рылся в том, что осталось от дома, словно каким-то образом мог продраться туда, где был воздух.

И вдруг его легкие вновь заработали. Он давился воздухом, жадно глотал его и чувствовал поднявшуюся пыль, которая раздирала ему горло. Но Махмуд в жизни не чувствовал ничего слаще. В ушах все еще звенело, но сквозь жужжанье он по-прежнему слышал грохот взрывов. Бомбят не только его дом, а весь квартал.

Лоб Махмуда был горячим и мокрым. Он приложил к нему руку и увидел кровь. Плечо ныло, грудь разрывало с каждым болезненным, отчаянным вдохом. Но теперь это было уже неважно. Главное – добраться до матери. Сестры. Брата.

Махмуд с трудом поднялся и увидел стоявшее на другой стороне здание, облитое беспощадным дневным светом, так ясно, словно завис в воздухе рядом с ним. Все еще оглушенный, он моргнул, но тут же понял… Внешняя стена квартиры Махмуда обвалилась.

Йозеф В поезде, идущем на Гамбург, Германия. 1939 год

1 день вдали от дома

Гитлерюгендовец повел Йозефа по узкому проходу германского пассажирского вагона. На глазах Йозефа выступили слезы. Коричневорубашечник, который увел отца в Хрустальную ночь, сказал, что скоро придет и за ним. Но Йозеф не стал ждать. Он попался сам, совершив эту дурацкую выходку.

Они подошли к купе, где сидел мужчина в мундире гестапо, тайной государственной полиции нацистов, и Йозеф споткнулся. Гестаповец глянул на них через окошечко в двери. «Нет. Не здесь. Не сейчас. Только не так», – молился Йозеф… Но гитлерюгендовец подтолкнул Йозефа вперед.

Они приблизились к двери еврейского вагона. Гитлерюгендовец развернул Йозефа лицом к себе и оглянулся проверить, не подслушивает ли кто.

– О чем ты только думал? – прошептал он.

Йозеф потерял дар речи.

Мальчик ткнул нарукавной повязкой в грудь Йозефа:

– Надень. И больше никогда этого не делай. Понял?

– Я… да… – пролепетал Йозеф. – Спасибо. Спасибо-спасибо-спасибо.

Гитлерюгендовец тяжело дышал. Лицо налилось краской, словно это он попал в беду. Заметив леденец, который Йозеф купил для Рут, он тут же забрал его. Выпрямился, одернул коричневую рубашку, повернулся и ушел.

Йозеф, все еще дрожа, скользнул в купе и рухнул на скамью. Он оставался там до конца поездки. Нарукавная повязка была надежно закреплена и бросалась в глаза каждому. Йозеф даже в туалет не выходил.

Наконец поезд прибыл на центральный вокзал Гамбурга. Мать Йозефа повела детей сквозь толпу в порт, где ожидал корабль.

Йозеф никогда раньше не видел такого большого судна. Если поставить его на нос, оно будет выше любого берлинского здания. Две гигантских дымовых трубы возвышались в центре палубы. Одна выплевывала серо-черный дым мотора. С земли до самого верха черного корпуса были проложены сходни. Сотни людей уже были на борту, под цветными, развевавшимися на ветру флажками, и махали друзьям и родным, которые остались внизу. Но надо всеми, словно желая напомнить, кто здесь главный, реял красно-белый нацистский флаг с черной свастикой в центре. Корабль назывался MS[4] «Сент-Луис».

Йозеф знал, что Сент-Луис – американский город, и это показалось ему хорошим знамением. Знаком того, что они когда-нибудь окажутся в Америке. И может, однажды посетят настоящий Сент-Луис.

Из-за ящиков и вещей, наваленных на пристани, выскочил потрепанного вида мужчина. Рут вскрикнула, Йозеф вздрогнул, а мать испуганно попятилась. Мужчина протянул к ним руки:

– Вы приехали! Наконец!

«Этот голос, – подумал Йозеф. – Неужели он действительно…»

Мужчина обнял маму. Она позволила ему приблизиться, хотя по-прежнему упиралась ладонями в грудь, словно пыталась оттолкнуть. Он отступил, держа ее на расстоянии вытянутой руки:

– Моя дражайшая Рашель! Я думал, что никогда больше не увижу тебя!