Бежит к рассвету река

– Наверное, Вы правы. Каждый видит Бога по-своему, точнее сказать величие Бога в том, что Он бесконечно многогранен. Я не вправе поучать Вас и с глубоким уважением отношусь к традиции, которой Вы придерживаетесь. В то же время меня удивляют люди, верящие в сатанинские происки и не понимающие того, что есть только Бог, а для всего прочего просто нет места.

– Не богохульствуйте! Дьявол отнял у меня сына, пристрастив его к наркотикам! А сколько гибнет от алкоголя, болезней, в войнах! Кто порождает в людях злобу, гнев, зависть, сребролюбие, лицемерие? – он говорил с жаром, нервно взмахивая рукой. – Наших прародителей Сатана искусил ещё в райском саду! С того и начались всевозможные несчастья рода человеческого. Господь допускает это до поры, но со злом не имеет ничего общего!

– По всей видимости, моё отличие от Вас, Николай Васильевич, в том, что я не отношусь к жизни так же серьёзно.

– Считаете её развлечением, забавой?

– Полагаю, она больше напоминает сновидение. И если, к примеру, в этом сне злодей ограбит меня или моего родственника, буду ли я искать его после пробуждения? Буду ли горевать из-за разнообразных напастей во сне, если до звонка будильника пойму его иллюзорную ткань? – словно по подсказке невидимого суфлёра отчеканил я.

Ничего не ответив, Николай Васильевич тяжело вздохнул и поглядел на меня с жалостью, как смотрят на помешавшегося знакомого. Отогнув рукав, он мельком взглянул на часы, убрал со лба волосы и медленно пошёл прочь, прихрамывая на правую ногу.

Я остался стоять в одиночестве, рассматривая ворону, как ни в чём не бывало чистившую клювом перья на позолоченном кресте храма, пока ко мне не подбежал грязный рыжий пёс с умными светло-карими глазами.

– Ну, привет, дружище, – неподдельно обрадовался я. – ты, как никто другой, понимаешь фальшь этого мира с его словами, теориями и концепциями. Ведь у тебя есть врождённое свойство, к которому мы, люди, безуспешно стремимся – пребывать в здесь и сейчас, не омрачая себя мыслями об исчезнувшим прошлом и выдуманном будущем.

Мой новый собеседник понимающе кивнул головой, зевнул, показав огромную пасть, и повернул морду в сторону церковного двора. Его чёрный нос пришёл в движение, почуяв неуловимый для моего обоняния запах.

– Дай, Джим, на счастье лапу мне, – с пафосом продекламировал я. – Не хочу отвлекать тебя. Беги. Да и мне пора ехать. Задержался я в вашем прекрасном уголке.

Пёс лениво повилял опущенным вниз свалявшимся хвостом, но не двинулся с места. Я развернулся и пошёл к заждавшейся меня машине, которую всегда считал не бездушным механизмом, а своею верною подругой, ни разу не подводившей меня в безумной езде по бездорожью и дальних поездках.

Вечером я катил по городу в прекрасном расположении духа, мастерски лавируя в потоке машин, по возможности сокращая путь до дома знакомыми дорогами. На перекидном мосту через железнодорожные линии древняя «десятка» моргала жёлтыми огнями аварийной сигнализации. Стоявший рядом мужичок с буксировочным тросом в руке махал равнодушно проезжающим машинам, безнадёжно взывая к водительской солидарности. Не успел я остановиться рядом с ним, как подскочивший мужичок затараторил:

– Здравствуйте. Выручайте, заглох. Я тут рядом совсем живу, триста метров. Улица Братская.

Выглядел он жалко, как-то ненужно и нелепо, на фоне проносящихся иномарок с хищным взглядом.

– А что же вы эвакуатор не вызвали или знакомым не позвонили? – резонно спросил я.

Мужичок замялся на секунду, потом ещё громче зачастил, будто в первый раз его было плохо слышно:

– Близко здесь совсем. Дотащи, заплачу. Может и заведусь, когда дёрнешь.

– Цепляй, раз такое дело, – я показал на буксировочный крюк на правой стороне заднего бампера.

Обрадовавшись, мужичок засуетился и через мгновение мой автомобиль тянул его тарантас, дёргая трос и с напряжением возобновляя движение после торможения на перекрёстках. Вскоре зеркало заднего вида озарилось всполохами дальнего света фар. Я остановился на обочине у бесконечной многоэтажки. Мужичок отцепил трос и протянул в приоткрытую дверь помятую купюру.

– Дай Бог тебе здоровья, добрый человек!

– Я помог не вам, а себе.

– Понимаю, но деньги всё равно возьми, – сказал он серьёзно.

Молча взяв банкноту, я поехал домой.

Весь остаток пути и уже во дворе, пока мне пришлось искать парковочное место, я размышлял о том, что познавшие божественную игру люди выглядят заурядно, точно так же как остальные: «Вряд ли и мой внешний вид или поведение кардинально изменятся после всего произошедшего, и я стану похож на длиннобородого гуру с одухотворённым лицом. Вот и мужичок на «десятке» вполне мог быть просветлённым, работая при этом обычным слесарем и ведя себя привычно для окружающих».

Глава II