Безликий

Я побарабанил пальцами по столу. Ситуация становилась какой-то абсурдной. Не невидимый же он, в конце концов!

– Странно. По идее, он должен был ехать с Языковой. Не договорились же они встретиться в Москве.

– Почему бы не поговорить с ней? – предложила Аня. – Все равно она одна.

– Да, это можно. Раз мы убедились, что Наумова в поезде нет, опасности вроде не предвидится. Попробуем с ней потолковать, – согласился я.

Мы опять направились в четвертый вагон. Переговорив с проводником, мы договорились, что он переведет спутников Языковой в другие купе. Чтобы не прошел слух, что в поезде полиция, нужно было придумать какое-нибудь убедительное объяснение этой необходимости снимать людей с мест, но проводник заявил, что берет это на себя. Через десять минут он пришел и сказал, что все в порядке: в купе осталась только Языкова.

– Оперативно! – восхитился Димитров.

– Как вы это сделали? – поразился я. – Неужели без скандала?

Проводник улыбнулся:

– Что вы! Меня еще и благодарили.

– И все-таки, если не секрет…

– Хорошо, расскажу. На самом деле достаточно было сказать, что в соседнем купе перевозят тяжело больных туберкулезом.

Через пять минут мы уже ввалились к Языковой. При нашем появлении она вся сжалась, и глаза у нее испуганно забегали.

– Не волнуйтесь, – сказал я. – Мы вам поможем.

– Лиза… – начала она, но я ее перебил:

– С ней все нормально, она уже дома.

– Правда? – Языкова аж подпрыгнула.

– Честное слово.

Женщина разрыдалась. Пришлось потратить минут пять, чтобы вывести ее из состояния истерики.

Наконец, убедившись, что Языкова в состоянии говорить, я сказал:

– Мария Семеновна, о чем вы договорились с Наумовым?

– Он приказал купить билет, сесть в этот поезд и ждать его. Угрожал, что, если я откажусь, Лиза умрет!

– Но теперь она в безопасности. Он сообщил нам адрес, по которому она находилась, считая, что вы от него уже никуда не денетесь.

– Он ничего с ней не сделал?

– Нет-нет, не волнуйтесь.

– Бедная девочка! Как она это переживет? – Языкова закрыла лицо руками.

– Вы с ней скоро увидитесь, – проговорил я поспешно, пока она снова не потеряла над собой контроль.

– Когда? Мы сейчас поедем домой?

– Не совсем. Сначала надо арестовать Наумова, иначе он может опять взяться за свое.

Глаза у Языковой округлились.

– Только не это! – испуганно прошептала она. – Я не могу постоянно жить в страхе!

– Вы нам поможете?

– Без меня никак? – Было заметно, что женщину буквально трясет от ужаса.

– Лучше, чтобы вы остались в поезде до конца операции, – сказал я. – А потом мы вас отвезем домой.

Языкова кивнула:

– Хорошо, что я должна делать?

– В общем-то, ничего. Ждать, как и велел Наумов. Если он позвонит, скажите, что едете с семейной парой, ничего подозрительного не заметили. Но только если он сам начнет расспрашивать. В противном случае отвечайте кратко.

– Ладно. Что еще?

– Вроде это все.

Женщина помолчала.

– Он сумасшедший! Это точно! – сказала она вдруг.

Мы ехали молча минуты две, потом Аня объявила, что пойдет за чаем.

– И спросите у проводника, нет ли у него какой-нибудь жрачки, – сказал Димитров. – Неизвестно, сколько еще ждать Наумова. Может, он и вовсе не появится.

– Ладно. – Аня кивнула.

– Пойти с тобой? – предложил я.

– Нет, не надо. Я быстро.

Она выскользнула в коридор, закрыв за собой дверь.

– Я вспомнила еще кое-что, – заявила вдруг Языкова и полезла в сумку. – Преступник, как там его, вы говорили?..

– Наумов, – подсказал я.

– Так вот, он приказал мне взять с собой в дорогу вот это. – Языкова вытащила и поставила на стол литровую бутыль жидкости для розжига.

Мы с Димитровым уставились на нее в легком недоумении.

– Вам приказал? – тупо повторил лейтенант.

– Ну, да. Он опять будет требовать, чтобы я себя подожгла?

– Больше вы ничего не забыли нам рассказать? – спросил я вместо ответа.

– Вроде нет, – отозвалась Языкова, чуть подумав.

Вскоре вернулась Аня с подносом в руках.

– Вот чай и бутерброды, – объявила она, ставя поднос на стол.

– Отлично! – обрадовался Димитров. – Перекусим.

Языкова есть отказалась, но отпила пару глотков из своего стакана.

Димитров смял два бутерброда с сыром и один с колбасой, вылакал весь чай и отвалился, прислонившись к стене.

– Хорошо! – блаженно проговорил он.

Я есть не стал, выпил только чай.

Зачем убийца велел Языковой взять с собой жидкость для розжига? Ведь он явно собирался поработать над ней лично: заклеймить и сожрать лицо. В этот ритуал сожжение не входило.

– Скоро Марьино, – сказала Аня.

– Уже? – Я выглянул в окно. Из-за дождя видно было плохо – как в тумане. Что-то мелькало: черное, зеленое, серое, размытое.

– Да. Мы будем переезжать мост.

– Понятно. Как там наши, в коридоре есть кто-нибудь?

– Пара человек, кажется.

Я кивнул.

– Что-то я устала. – Аня зевнула. – Подремать пока, что ли.

– Давай, конечно. Вон и Рома закемарил. – Я показал на Димитрова, который прикрыл глаза и, похоже, действительно дрых. Надо же, как по-разному действуют на людей экстремальные ситуации.

Девушка устроилась, положив голову мне на плечо. От нее приятно пахло шампунем, а сама она была мягкая и теплая.