Безликий

— Смотри за коляской и не вздумай уехать, — а сам зашагал к палаткам.

Побродил там, принюхиваясь к аромату готовящейся на открытом огне еды, и купил у старого грека гирос. В тонкую лепешку оказались завернуты мелко-мелко нарубленные кусочки жареной свинины и ломтики хрустящей бельгийской картошки, все это было сдобрено овощами и традиционным греческим соусом.

Отыскав свободную скамейку, откуда просматривалась парковка, я поужинал, вытер пальцы носовым платком и купил стакан газированной воды без сиропа. К вечеру жара спала, но, на мой взгляд, для глинтвейна сейчас было слишком душно.

Вернув ларечнице пустой стакан, я направился к экипажу, и тут же рядом оказалась молоденькая цыганка в платье с длинной цветастой юбкой.

— Эй, красавчик! Давай погадаю! — затараторила она. — Порча на тебе лежит, порча страшная! Снять ее надо, а то долго не проживешь!

— Сейчас полицейского кликну, — негромко произнес я. — За антинаучную деятельность впаяют — мало не покажется.

Цыганку словно ветром сдуло. Приглядывавшие за ней со стороны черноволосые парни зло зыркнули на меня, но цепляться не стали. За порядком в сквере следила пара конных констеблей.

Только я направился дальше, и сбоку немедленно пристроился сутулый господин в не по погоде длинном плаще.

— Обереги от сглаза не желаете приобрести? Ведьмам и малефикам человека проклясть — раз плюнуть! А вы с цыганами сцепились, не к добру это. Да и от инфернальных тварей защита имеется, вот взгляните! — И продавец амулетов слегка приоткрыл полы своего одеяния, сетчатые кармашки на внутренней стороне которого оказались заполнены замысловатыми кулонами, колечками и подвесками из светло-серого металла. — Вы не подумайте, все на строго научной основе! Используем только алюминий! А еще есть зубные коронки из титана!

— Не интересует, — отказался я, поскольку такие побрякушки от магии защитить не могли, а драли за них втридорога.

— Но постойте…

— Отвали! — нахмурился я, и торговец спешно от меня отошел.

А вот скользкому типу в надвинутой на самые глаза фуражке чутья на неприятности явно недоставало, поскольку на отказ посмотреть фотокарточки он принялся совать их мне под нос.

— Вы только взгляните! — лихорадочно зашептал проходимец. — Ее величество в своем потустороннем обличье и при этом совершенно голая!

Лицо императрицы Анны на снимке оказалось безыскусно совмещено с фигурой грудастой девахи, а раскинутые крылья за ее спиной и вовсе были, такое впечатление, сделаны из картона и страусовых перьев. Но выдавало подделку даже не это — просто рискни фотограф и в самом деле запечатлеть такой кадр, пленка оказалась бы неминуемо засвечена. Но, разумеется, любителей подобных художеств это нисколько не волновало.

— Сгинь! — потребовал я, невесть с чего ощутив вдруг глухую злобу на распространителя срамных снимков.

— Такого больше ни у кого нет! — ухватил тот меня за плечо, получил кулаком в живот и завалился в кусты.

Я огляделся по сторонам, но на короткую стычку никто внимания не обратил, тогда шагнул в кусты и сам. Пару раз пробил проходимцу в голову и с чувством выполненного долга отправился назад, к экипажу. Раздражение отступило само собой.

— Не появлялись еще? — спросил я у извозчика, развалившись на широком сиденье.

— Нет, — отозвался тот, сворачивая самокрутку. Затем прикусил ее, сплюнул с языка крошки табака и спросил: — Долго куковать тут будем?

— Тебе-то что? — фыркнул я, сдвигая на глаза козырек кепки. — Ты сидишь, а денежки идут. Еще и музыку слушаешь, чисто на концерте!

— Да не по мне это, — вздохнул дядька и разгладил вислые усы. Потом досадливо махнул рукой, закурил и надолго замолчал.

В следующий раз он окликнул меня, когда я уже начал проваливаться в полудрему.

— Появился, стервец! — сообщил извозчик. — Но один, нету твоей сестрицы. Не вижу.

Я продрал глаза, зевнул и предположил:

— Может, пошла носик припудрить? — Перебрался на козлы к извозчику и усмехнулся. — А! Нет, это он паровой котел раскочегаривает просто…

— Выдумают же люди гадость всякую… — поморщился дядька. — Живых тварей никакой механизм не заменит.

Альберт Брандт еще немного повозился с самоходной коляской, затем опустил крышку капота и вернулся в ресторан.

— И долго теперь раскочегариваться будет? — спросил извозчик.

— Четверть часа, — предположил я, и дядька приободрился, рассчитывая успеть за вечер взять еще одного или двух клиентов.

С набережной послышалось частое-часто стрекотание порохового движка, по дороге мимо нас неспешно прокатил полицейский броневик. Луч его поворотного фонаря скользнул по скверу и ушел дальше. В голове тут же забилась размеренная пульсация и почудились отголоски призрачных голосов, но почти сразу все стихло. Осталось лишь неприятное давление в затылке.

Я потер виски пальцами и недовольно поморщился. У Пьетро Моретти таких проблем не было. Если только поначалу…