Как сказать человеку, лицо которого подобно камню, что ты всего-навсего хочешь, чтобы он остался с тобой? Чтобы, Мерлин, посидел еще хотя бы часик. Чтобы она почувствовала хоть какое-то тепло за все эти годы.
Тепло от такого холодного и равнодушного человека. Это было подобно шутке. И она даже хотела сказать, чтобы он продолжал уходить, но сознание услужливо напомнило цвет глаз Безликого.
— Не уходи. — Это было больно. Подумать, сказать, посмотреть на реакцию.
Ей показалось, что слова застыли в воздухе. Словно они как-то слишком долго до него летели. И, когда достигли, не вызвали ничего, кроме:
— Зачем, Грейнджер?
Он сменил маску равнодушия. Сейчас Драко стоял с удивленным лицом, будто и вправду заинтересовался ответом.
Зачем, Гермиона?
Это было даже не смешно. Ожидать от Малфоя, что он без вопросов согласится торчать в больнице, было также глупо, как и надеяться, что ситуация с Безликим разрешится сама собой. И как такая мысль вообще могла прийти в ее голову – попросить его не уходить?
Очнись, наконец. Перед тобой не заботливый Рон, который бы сидел сутками напролет у ее кровати, а Драко, которому вообще глубоко все равно на тебя.
А ей показалось, что она видела беспокойство в его глазах, когда лежала на диване около Стефана. Наверное, показалось.
— Ничего, я… Неважно, — пробормотала она, залившись краской.
Дура. Походишь больше на подростка, чем на аврора-киллера со стажем, блин.
Девушка прокляла себя на том моменте, когда ухмылка коснулась лица Драко. Застыла. Как и он сам, около двери.
— Ты хочешь, чтобы я посидел с тобой, Грейнджер, — он почти ликовал.
Конечно, она, мать твою, хочет. И с радостью бы сказала тебе об этом, если бы ты не был Малфоем, который после этих слов рассмеется и уйдет, весело помахав ручкой.
Кретин.
— Слушай, иди куда шел, хорошо? — она смущенно протерла лоб, смотря на то, какая победоносная улыбка появилась у него. Как будто Англию завоевал.
— Да ты, правда, хочешь, — он хмыкнул, смотря на то, как Гермиона отрицательно покивала головой.
Да ладно, Грейнджер, признайся.
Он же видел облегчение на ее лице, когда заходил к ней в комнату. Видел скрытую улыбку, которая сверкала в глазах. Он бы мог поклясться, что она влюбилась в него с головой, если бы сам для себя кое-что не понял.
Кажется, физическое влечение прошло. Появилось нечто большее, что он не испытывал с тех времен, как порвал с Асторией.
Это не была любовь. Просто, кроме того, что у нее было хорошее тело, Драко вдруг за эти два дня заметил, насколько она душевный человек. Просто вдруг, стоя у входа в больничное крыло. Просто вдруг, слушая, как она отвечает одному из журналистов.
А еще он, кажется, испугался, когда Марк принес ее, лежащую без сознания, в дом. И, кажется, хотел причинить Безликому столько же боли, сколько он сделал ей.
Он даже не понял, как это произошло и почему. Но, когда он увидел ее такую – немощную, лежавшую около двери, отчаянно спасавшую Стефана, которого толком и не знала, что-то словно поменялось. Словно простая Грейнджер, которая много читает, вдруг стала кем-то, кто заботится не только о себе. Кем-то, кто может помочь. И вообще…
Он вдруг увидел, что она красива. Без тонны косметики, средств и прочей ерунды. Естественная, с веснушками на пол лица, тонкими губами и такими волосами. Постоянно ворчащая и что-то доказывающая.
Это не была любовь. Но почему-то он понял, что должен ответить Безликому. И что не хочет, чтобы девушка еще раз подвергалась такой опасности.
Он даже подумал о том, сколько боли она пережила за всю жизнь. Родители, друзья, эти вечные кошмары. Кажется, это не кончалось, и он прекрасно понимал ее. Драко знал, что это – судорожно глотать воздух и часами приходить в себя после очередного ужаса, который приснился. Что это – каждый день переживать за жизнь родителей.
Он вдруг посочувствовал ей. Понял ее.
Это не была любовь. Просто он вдруг ощутил ее страдания на себе. Дал какое-то значение ее складке между бровями, постоянно трясущимся губам и скованным движениям. Понял эти уставшие и напуганные глаза, приглушенный шепот, словно она боялась, что кто-то услышит, придет и заберет у нее что-то.
Мерлин, на секунду ему показалось, что он понял тех людей, которые радуются восходящему солнцу, когда заглянул в ее карие бездонные глаза.
Она даже не нравилась ему. Просто он вдруг понял ее, стоя у дверей. Понял ее такую – бледную, немощную, с синяками под глазами. Такую спокойную и настоящую Гермиону, без того присущего людям пафоса. Без наигранности и фальшивости. Просто в его голове что-то задело, когда Марк положил ее на белый снег у дверей дома. И он почему-то быстро побежал, затаскивая ее в тепло.
Понимаешь, Драко?
Ему казалось, что она еще такая маленькая девочка, которая верит в хорошее будущее. Такая наивная и светлая. Добрая, милая, вечно улыбающаяся. Он таким никогда не был. Но, черт возьми, он, правда, понял ее.
Это было даже странно, скажите вы. Такого не бывает, так быстро, внезапно. А он лишь отрицательно закивает головой, смотря в глубокие глаза.
Просто вы не видели Гермиону. Эту надоевшую всем Грейнджер.