Безликий

Я вдруг увидела его глазами тех самых танцовщиц, вьющихся у его ног, глазами женщин, которые стояли рядом со мной, перешептываясь и вздрагивая каждый раз, когда он смотрел наверх. Я слышала, о чем они говорят — мечтают попасть к нему в постель, мечтают, чтобы он снова их позвал к себе. Вначале я считала, что это корысть, что это жажда привилегий и власти, а потом поняла, что нет. Они фанатично им одержимы. Все в этой зале. Я достаточно пробыла при дворе отца, чтобы знать, о чем шепчутся придворные дамы, чтобы знать, какие интриги плетутся за спиной, сколько яда выливается на велиарскую семью. Но здесь царила иная атмосфера — они его обожали. Боялись, суеверно тряслись от ужаса, и все же обожали. Как Иллина. Валласары молились на своего велиара. У каждой медали есть две стороны, и иногда мы упорно видим только одну, потому что нам только её и показали. Я привыкла считать валласаров примитивными плебеями, народом, который способен лишь на убийства, алчность и жажду наживы. Рабами от рождения. Я выросла с осознанием, что это правильно: захватывать их земли, уничтожать их род, запрещать их язык и считать их своими врагами. Но самое удивительное, что именно здесь, среди непонятных и ненавистных мне людей я поняла истинное значение слова «патриотизм». Они любили свою страну, своего велиара. Нет, это не отменяло того, что они мои враги, но это вызывало, по крайней мере, уважение. Вот в чем я менялась, и мне не нравились эти перемены, я винила в них только его.

— О, Гела. Он посмотрел на меня. Вы видели? Он на меня посмотрел. Он все время смотрит наверх. Девочкиии, возможно, сегодня ночью…

Очнулась от своих мыслей и невольно прислушалась к их беседе.

— Размечталась. Пока эта лассарская шлюха вертит им, как хочет, не видать нам велиара, как своих ушей. Шеана проклятая приворожила его. Опоила зельем. Не вылезает из его спальни и постели.

Они меня не видели. Я стояла в тени, за широкой бархатной портьерой. Он говорил, что я единственная наложница. Тогда кто они? Любовницы? Рабыни? Сколько их вокруг него? Раньше я даже не задумывалась об этом… и осознание кольнуло тонкой острой иголкой. Я далеко не единственная, на кого распространяется внимание Рейна даса Даала.

— Возвел ее в ранг наложниц, а мы?

— А мы? Такие же шлюхи, только без почестей, как у этой дряни. Говорят, по весне, когда откроются торговые пути, он купит новых рабынь.

— И пусть купит, чтоб эта дрянь не задирала кверху свой лассарский нос, считая себя выше нас. Я надеялась, что он её казнит после выходки во время венчания. Отказаться стать велиарой Валласа? Да, кем она себя возомнила?

— Она дочь Ода Первого. Наследная велиария. Не забываем об этом. Она не такая, как мы.

— Насмешила. Велиария? С рабским клеймом волка? Она теперь никто. В лассаре ее за это забьют камнями. Оооо, я бы хотела оказаться на месте танцовщицы, вот так сидеть у него на коленях…Гела, какой же он страстный, властный. Его пальцы…они сводят с ума.

— Рейн меняет любовниц так же часто, как и свою маску. Утром трахает одну, вечером другую. Лассарская шлюха скоро ему надоест, и он вспомнит о нас.

— Интересно, кто-то видел его без маски?

— Говорят, он недавно снял ее на площади, и от ужаса даже псы попрятались.

— О, Гела. Он так уродлив?

— Обезображен. Лассары изрезали ему лицо, когда он был еще мальчишкой, и бросили умирать.

— Какая разница, какое у него лицо? Он всегда вызывает ужас и восхищение. Эта маска сводит с ума. Такое ощущение, что занимаешься любовью с самим Саананом. Когда он смотрит на меня своими светлыми глазами, я чувствую, как тянет низ живота и хочется опуститься перед ним на колени, умолять, чтобы прикоснулся.

Я перевела взгляд на Рейна, и почувствовала, как начинает жечь в груди от того, как его длинные пальцы сминают смуглую кожу танцовщицы…Видела ее закатывающиеся глаза и знала…отлично знала, что она испытывает. Особенно, если он что-то шепчет ей на ухо. Его голос…от него всегда появляются мурашки. Хриплый, низкий, вибрирующий. Он знает, что сказать, чтобы внутри все задрожало, чтобы пересохло в горле и сильно сжались колени. Порок во плоти. Грязный, порабощающий волю порок. От каждого слова возникает ощущение, что тебя уже имеют, уже поставили на четвереньки и врываются на дикой скорости в твое тело. Всплеск ненависти заставил задохнуться…Иной ненависти. Не такой, как раньше. Ненависти за то, что прикасается к другой женщине. За то, о чем говорят эти шлюхи за портьерой, которые побывали в его постели и, возможно, не раз. И еще, за то, что от воспоминания, как он это делает со мной, пересохло в горле, и тело отозвалось томлением. За то, что хочу его.

— Саяр поднимается к нам.

— Рейн выпил дамаса, хочет ночных развлечений. Девочки, может быть сегодня нам повезет. Я не видела красноволосую в зале.