Безлимитный поединок

Легкость, с которой Карпову удалось достичь подавляющего перевеса уже в первых партиях, отрицательно сказалась на его боевом настрое. Я считал, что именно в этот момент опьяненный успехом Карпов поставил перед собой сверхзадачу: выиграть с сухим счетом и надолго вывести из строя опасного конкурента. Но позже Рошаль рассказал, что подобная мысль зародилась раньше: «Поведя в счете 2:0, Карпов решил, что он должен выиграть со счетом 6:0, и только так. Поэтому больше не хотел рисковать. Важно было не просто выиграть, а закончить матч со счетом 6:0». Это уже было соревнование не только со мной, но и с тенью Фишера, в свое время выигравшего с таким счетом претендентские матчи у Тайманова и Ларсена. Впрочем, такое решение было мне только на руку. Мне важно было прийти в себя, обрести спокойствие и уверенность. Отсюда и длинная серия ничьих, большая часть которых справедливо вызвала недовольство болельщиков. Карпов дожидался моей ошибки, а я психологически еще не был готов перехватить инициативу. Но бесконечно так продолжаться не могло…

Поворотной стала 15-я партия. Она продолжалась 93 хода, но Карпов так и не смог реализовать лишнюю пешку. Я увидел выражение его лица и понял, что он выдохся… Мы побили все рекорды, сделав после 9-й партии 17 ничьих подряд! Это, конечно, не тот рекорд, которым я больше всего горжусь, но установить его, поверьте, было очень нелегко. Мне пришлось проявить такое упорство, которого я от себя не ожидал. Думаю, не ожидали и мои тренеры. Но я хотя бы мог бороться, а им оставалось только терпеть и молить бога, чтобы я не ошибся.

К этому моменту интерес к матчу достиг апогея. Несмотря на снег и холод, сотни людей выстраивались в очередь напротив Колонного зала в надежде раздобыть билет. Это было похоже на стремление попасть на казнь — вот только жертва отказывалась умирать.

На фоне довольно единодушного поругивания меня за большое количество ничьих диссонансом прозвучало мнение, высказанное после 21-й партии Юрием Авербахом: «Сейчас очень много говорят об изменившемся характере матча, о новой стратегии, применяемой претендентом. И у каждого есть своя версия происходящего. Некоторые полагают, что Каспаров уже за благо считает сделать лишнюю ничью с чемпионом мира. Многие уверены, что претендент просто за счет ничьих удлиняет матч, чтобы не осталось воспоминания об этом поединке, как чуть ли не о самом коротком и неравном по силам матче в истории. Вряд ли! Каспаров еще слишком молод, чтобы всерьез думать об истории. Мне кажется, подтекст этих ничьих, с точки зрения Каспарова, примерно таков: если даже матч закончится твоей победой, а он скорее всего так и закончится, это не ты выиграл, а я проиграл. Слишком уж я полез на тебя. А вот теперь попробуй выиграй, когда я не выжимаю из позиции больше, чем положено. Это, если хотите, своеобразный реванш Каспарова. Его оправдание и перед самим собой, и перед общественным мнением, и даже заявка на будущее».

Я понимал, что, если проиграю под ноль, это будет самое сокрушительное поражение в современной истории шахмат. Так наказывал только Фишер, но не в матче за мировую корону. До сих пор удивляюсь, как мне вообще удалось совладать с собой в такой ситуации, потому что на меня иногда находит мрачное настроение и по менее значительным поводам. Я не представляю, как мог выдерживать такое напряжение в течение нескольких месяцев.

Друзья делали все, чтобы поднять мой дух. Сменяя друг друга, приезжали бакинские родственники — близкие и не очень близкие, — и все старались ободрить меня: кто шутками, кто присутствием в зале, создавая атмосферу «своего поля», кто неловкими попытками отвлечь меня от тяжелых мыслей. Едва ли не лучше всех это удавалось моему водителю Коле, человеку неисчерпаемого народного юмора, к которому я очень привязан. А при счете 0:5 один бакинский друг даже предложил мне заключить пари на его машину, что я все равно выиграю матч…

Тренерам тоже приходилось нелегко, они не знали, что посоветовать в такой отчаянной ситуации. Уже потом мама рассказала, что некоторые из них даже хотели «подать в отставку», считая, что виноваты в моих неудачах. Но она убедила их остаться, понимая, сколь необходима мне их поддержка.

Именно в этой ситуации мама была мне особенно нужна. Не думаю, что без нее я бы справился. Были люди, обвинявшие ее в моих стартовых поражениях; они говорили, что по ее вине я стал слишком самоуверенным. Это утверждение неверно и несправедливо. Тот, кто знает нас, не мог бы так думать. Понятно, что проблем моей чисто шахматной подготовки мама не касается. Но у нее и без этого столько самых разных забот! Я просто убежден, что без ее самоотверженной помощи, на какую способны только матери, я не стал бы чемпионом в таком молодом возрасте.