Безлюдье. Дилогия

— Ну что, молчуны, ответить на пару вопросов, не желаете ли? — после долгого молчания, спросил охрипшим голосом Бойко.

— Отсоси, чмо вонючее — грубо ответить здоровяк.

— Хм. А тебя, значит, не учили в школе хорошим манерам, ну мы это сейчас исправим.

Михаил подозрительно посмотрел на белобрысую голову грубияна, потом достал нож и порезал куртку на плече. Там была такая же татуировка, как и у той пары с тропинки. От него не ускользнуло также, что здоровяк дернулся при виде мелькнувшего рядом с лицом ножа.

— Значит ты, нацик. И у меня, знаешь, теперь совершенно развязаны руки — последние слова он буквально прорычал. От этого рыка белобрысый еще раз дернулся. Бойко быстрым движениям разрезал ленту на руках пленного, потом поднял взятый с собой маленький топорик, схватил правую руку белобрысого и резким движением отрубил несколько пальцев. Из обрубков хлынула кровь, здоровяк, истошно крича, схватил правую кисть левой рукой и попытался зажать рану.

— Ты еще не знаешь, кто я такой, падла! Я твоя боль и мучение! Я твой ночной кошмар и ужас! Я твоя медленная и мучительная смерть! — дикий крик ушедшего, будто в транс атамана сотряс маленькое помещение. Входная дверь резко распахнулась, и внутрь ввалились часовые. Один из них, совсем молодой парень потрясенно оглядел окровавленного пленного блондина, и только смог выдавить из себя, слегка заикаясь.

— Вы что, товарищ командир? Это зачем вы так?

— Выйди отсюда, молокосос, не мешай людям работать — его старший товарищ, усатый мужик в возрасте взял его за плечи — А ты думал война это только стрелялки и прыгалки?

Когда они вышли, уже несколько пришедший в себя Бойко уставился немигающим взглядом на белобрысого фашиста.

— Говори быстро, кто вы и откуда, и зачем убиваете моих детей?

— Я никого не убавил! Это они меня заставляли! — истошно завопил пленный и быстро затараторил — Мы с Подмосковья, когда Армагеддон прошелся по Москве, наша команда была на тренировочных сборах. На базе у генерала, он нас курировал. Наш группенфюрер предложил генералу создать новое арийское общество. Мы не хотели никого убивать! Брать в общину только добровольцев, а люди генерала заставили ловить всех подряд. Этой весной нам приказали готовиться к дальнему рейду, потом повезли сюда. Не убивайте меня! Я только выполнял приказы! Я не хотел…. Сделайте мне, пожалуйста, перевязку, мне плохо…я еще пригожусь…, я не хотел.

Пленный отчаянно зарыдал, кровь все еще текла из обрубленных пальцев, лицо уже начало бледнеть от потери крови. Бойко обернулся ко второму пленному.

— Ничего добавить не хочешь?

Ответом был только твердый взгляд стального оттенка глаз. Ни один мускул не дрогнул на лице этого пленного. Крепкий зверь попался в сети, но Михаил уже знал, как его сломать.

— Ты думаешь, что ты крутой? А вот и зря. Потому что сегодня ты со мной, и никто за тебя не заступится, и на помощь не придет — он обернулся к фашисту — А ты, урод, не жди легкой смерти, убивать я тебя буду страшно. И виноват в этом будет вот этот молчун, и он будет помнить все до самой своей поганой смерти. Посмотри на виновного в твоей смерти в последний раз.

Бойко решительно подошел к полке с инструментами и взял в руки бензопилу, слегка качнул ее, в бачке плескануло топливо. Потом он дернул несколько раз шнур. Наконец, пила отозвалась громким рычанием. Не торопясь, он подошел к белобрысому. Тот истошно завопил, в глазах же пленного в армейском комке внезапным порывом заплескался ужас, ломка пошла. И вот Михаил решился, и взмахнул грохочущей бензопилой наискось. Безумной струей брызнула горячая кровь, несколько капель попали атаману на лицо, но большая ее часть залила второго бандита. Грудь и шея здоровяка оказалась разворочена, из разрубленных артерий толчками шла алая кровь, растерзанное мясо буквально лопалось от напряжения, из него белыми штырьками торчали кости. Потрясенный собственным зверством атаман заглушил и бросил инструмент на пол. Никогда он не видел столько крови сразу. Потом Бойко медленно развернулся к оставшемуся пленному, и в припадке ярости схватил его за кадык. Его трясло, что-то нехорошее, зловещее в своей сути, захватило в этот момент его душу, переметнув Михаила на темную, нечеловеческую сторону бытия. Мир вокруг вдруг стал донельзя выпуклым и контрастным.

— Ты понял теперь, кто я?! Я буду убивать тебя неделю! Я по капле высосу из тебя жизнь, каждая минута твоего умирания станет смертной мукой. Я не прощу тебя! — его дикие выкрики вновь и вновь сотрясали стены гаража. Пленный затрясся в истерике, его выпученные глаза были полны ужаса и боли, в них не осталось ничего человеческого. Это были глаза загнанного звери, бандит сломался напрочь. Он был очень сильным человеком, но что-то еще более сильное и ужасное порвало всю его мужественность на мелкие кусочки.

— Я скажу — из горла пленного вырвались всхлипы и его тело потрясли рыдания — все скажу. Это не моя вина, я простой военный. Я уже никому ничего не должен!