Безлюдное место. Как ловят маньяков в России

Тем не менее причины криминального поведения действительно часто ищут в первых годах жизни преступника — в жестокости со стороны родителей, в школьной травле, в эпизодах психологического или сексуального насилия. Конкретных универсальных причин не существует, но в целом исследователи уверены: маньяками скорее становятся, чем рождаются. При этом, разумеется, не все люди, пережившие тяжелый опыт в детстве, затем становятся преступниками, да и само понятие детской травмы очень субъективно и относительно. Все попытки увязать влечение к убийству с физиологическими особенностями также давно потерпели крах, а соответствующие гипотезы были опровергнуты.

По большому счету очень разных маньяков и серийных убийц объединяет только одно: все они совершают преступления, которые выходят за рамки бытовой логики — причина, по которой погибла жертва, неясна, неочевидна. По мнению Никиты Долгарева, российская правоохранительная система к работе с такими людьми совсем не готова. Большинство оперативных сотрудников и следователей не умеют распознавать схожие преступления; заявлениям об изнасилованиях часто не дают хода, а дела о небытовых убийствах так и остаются висяками. Именно поэтому серийных преступников ищут так долго — и нужны для этого специальные сотрудники.

Глава 16. Меланхолия

Летом 2012 года Евгении Протасовой (в девичестве — Королевой) позвонила ее сестра Светлана и рассказала, что в Ангарске задержали маньяка, который на протяжении многих лет убивал женщин. Протасова попросила сестру заехать к ней домой. Вместе они нашли в интернете статью об ангарском маньяке и фотографии Михаила Попкова. Протасова сразу узнала человека, который чуть не убил ее в лесу 13 лет назад, но звонить в полицию не стала — подумала, что уголовное дело о нападении уже закрыто, да и не захотела тревожить воспоминания.

Вскоре следователи сами вышли на Протасову — и спустя год устроили ей очную ставку с преступником. Попков заявил, что не помнит женщину, но отрицать, что события, о которых она рассказывает, могли произойти, не стал, тем более что все его приметы жертва описала точно. А еще он спросил у женщины, какой марки у него была машина. «А я так растерялась, что не смогла ему ничего ответить — у меня просто рот не открывался, — вспоминает Протасова. — Только под конец очной ставки я сказала ему, что он мне всю жизнь испортил, и спросила, что я ему такого сделала, что он на казнь меня повез — убивать».

Вскоре после очной ставки Евгения пошла с дочерью за продуктами и столкнулась у кассы с человеком, очень похожим на Михаила Попкова. И состояние паники и беспомощности снова к ней вернулось: несколько минут Протасова не могла пошевелиться. Такие эпизоды возникают у нее до сих пор. «Особенно летом, бывает, находит какая-то меланхолия — и хоп, я начинаю все это вспоминать, — говорит Протасова. — Подойду к мужу, скажу: „Не могу, что-то меня мысли вот эти вот тревожат“. А он мне: „Махни рукой и иди чаю попей с чем-нибудь“. Я эти мысли начинаю отгонять, встряхну головой, скажу себе: „Нет, все, хватит, у меня же дети“».

Со своим мужем Николаем Протасовым Евгения познакомилась в 2003 году; сейчас у них растут дочь и сын. О том, как она чуть не умерла, девушка рассказала не сразу — только через год знакомства, когда он спросил, откуда у нее на голове шрамы. С тех пор он сопровождает ее почти на все следственные действия и поддерживает ее. Евгения считает, что «родилась в рубашке».

Тогда же, летом 2012 года, о том, что Попкова поймали, узнала и другая его выжившая жертва — Светлана Мисявичус (третья, Людмила Смышляева, умерла в середине 2000-х). В телесюжете, который она смотрела, показали фотографию задержанного мужчины с заретушированными глазами, но она узнала нападавшего по носу — и через год подтвердила, что ее пытался убить именно Попков, на опознании и очной ставке. От полученных травм Мисявичус так и не восстановилась: из-за травмы мозга ей диагностировали органическое расстройство личности и поведения. У девушки ухудшилась память, пропал сон, у нее плохо работает правая часть тела; она стала раздражительной, агрессивной и несколько раз попадала в больницу после попыток самоубийства. Работу она найти так и не смогла, но родила в гражданском браке двух сыновей и занималась их воспитанием. Последнее время Мисявичус жила в деревне Черемхово в 100 километрах от Ангарска вместе с отцом. Поговорить с ней у меня не получилось: оказалось, что девушка уже полтора года лежит в психиатрической больнице в Иркутске. «К ней постоянно всякие ходили, водку предлагали, — объяснил ее отец Сергей Мисявичус, — а ей пить вообще нельзя было — вот она и попала в больницу. Плохая у нас деревня».