Безлюдные земли

Такое впечатление, что кровь полностью отлила от лица Вильяма, и через усиливающуюся бледность становятся заметны шрамы, которые словно пульсируют по всему лицу. Сэм скатывается с Вильяма и видит, как огромное кровавое пятно расплывается у того на светлых брюках в районе промежности, вверх под бронежилет, вниз на штанину.

– Прямо по яйцам, Сэм, – хрипит Вильям. – Как тогда.

– Где находится третий дом? – кричит Сэм.

– Он полон смерти, Сэм. Не забудь шестеренки.

– Где он находится?

Вильям тяжело дышит. Дождь безжалостно хлещет его по белеющему лицу.

– Я присматривал за ними, – снова хрипит Вильям. – Я был связным. Это истощало. Я думал, после Антона это пройдет, но не хватило. Мой кулак был на двери.

– Ты же не хочешь, чтобы они умерли, – орет Сэм. – Ты не хочешь этого, Вильям. Они ни в чем не виноваты. Ты хорошо их узнал. Ты не хочешь убивать их. В глубине души – нет.

Вильям слабо улыбается. Потом свистящим голосом отвечает:

– Это не дом, Сэм. Это начало всего. Там у меня появился мой единственный друг.

Сэм слышит, что к ним приближается Молли, с поднятым оружием. Когда она видит Вильяма, она опускает пистолет и сипло говорит:

– Слишком много крови. Это были не те патроны.

Вильям показывает на свои ноги, которые становятся все краснее и краснее, и шепчет:

– Это все ты, Сэм. Ты так и не перестал хлестать меня.

А потом он умирает.

* * *

Вильям смотрим ему в глаза. Сэм никогда в жизни не видел такого черного взгляда. Тут начинается движение. Оно безумно медленное, Сэм видит его как будто кадр за кадром. Длинные светлые волосы поднимаются и отбрасываются назад. Из-под них появляются угловатые, бугристые черты, из которых выступают оскаленные зубы. Рот открывается шире. Приближается к плечу Сэма. Он так и не почувствовал, как зубы впились в его кожу и дальше в плоть. Он так и не услышал, как челюсть сомкнулась глубоко в руке. Он не слышит этого и не чувствует этого. И боль, которая пронзит его бицепс, появляется, только когда он видит кусок мяса, выпадающий у Вильяма изо рта, а за ним струйку крови. Искаженно-медленно кусок мяса падает на сухой грунт футбольного поля. С воем поднимает Сэм влажное полотенце и продолжает хлестать. У него темнеет в глазах, и он хлещет сильнее, бьет раз за разом, пока кровь не начинает течь все сильнее из израненного пениса Вильяма.

33

Пятница 30 октября, 03:18

Уже на лестнице они почувствовали трупный запах. Не очень сильный, во всяком случае не настолько, чтобы вызвать беспокойство у соседей. Но чем выше они поднимались, тем больше Сэм погружался в другое время.

Во время, где не пахло трупами.

Ему было пятнадцать лет. На входной двери висела табличка «Ларссон». За дверью ждал магический мир часов и механизмов. Там его ждал его хороший друг с бугристым лицом, мальчик, который бережной рукой вводил его в мир самодвижущихся шестеренок, колес, заводных пружин, осей, гирь и маятников. В мир, где каждая секунда была волшебством.

Они говорили о том, как Швейцария стала мировым часовым центром в восемнадцатом веке, когда парижским часовщикам пришлось бежать от французской революции как дворянским прислужникам. И еще они говорили об антикитерском механизме и о том, что грекам почти за сто лет до нашей эры удалось создать загадочный совершенный часовой механизм.

Казалось, что в мозгу у Сэма открывается закрытая дверь, ведущая в неизвестный мир из старого знакомого будничного мира, лучший мир, в который он, возможно, никогда бы не попал, не будь Вильяма. И это происходило за дверью, около которой сейчас стоял повзрослевший более чем в два раза Сэм. Его догнала Молли. В руке она держала пистолет.

Над щелью для почты было написано не «Ларссон», а «Пачачи».

Трупный запах стал еще сильнее.

Сэм достал отмычку и как можно тише вставил ее в замок. Он посмотрел на свою руку. Она сильно тряслась. Переведя взгляд на Молли, он увидел, что она побледнела и немного дрожит. Оба знали, что за дверью в дом детства Вильяма их ждет какой-то ад. Но возврата не было.

Они были в мире первозданной жестокости.