Безмерно счастье, или Беспорядочное блуждание одной отдаленной души в поле действия мирового вектора зла

*** На улице было ветрено. Мороз был небольшой, но ветер помогал ему пробраться сквозь полушубок, под свитер, майку, кожу, забраться в уши и потихоньку сверлить их оттуда, сжигая невидимым автогеном. Замерзала даже кожа на голове. Андрей натянул поглубже шапку, утопил руки в широких карманах с давно протертой подкладкой и двинулся. Неравномерными выплеснутыми скоплениями домов раскинулся вокруг него город. И этому городу он был чужд, и город был чужд ему. А, может, это просто так казалось сейчас, под этим морозом, в этой темноте, подсвеченной лишь отсветом выпавшего снега. Грея нос в выдвинутом вперед шарфе, стоптанными носками огромных растянувшихся сапог загребая рассыпчатый воздушный снег, он шел, преодолевая бесконечность вымороженного обледенелого пространства. Среди целой серии освещенных пустых витрин одна дверь оказалась открытой, и это обрадовало. Возле нее не было даже обычных горилл, и Андрей, потоптавшись, зашел внутрь. За стойкой отрешенно сидела молодая женщина и внимательно рассматривала пустой лист бумаги. - В Венесуэллу можно позвонить? - наугад спросил у нее Андрей. Телефонистка подняла на него усталое желтое лицо, посмотрела внимательно на красный распухший нос, покрытую инеем бороду, обмерзшие щеки, двумя блестящими сверлами выскакивающими из-под низкой шапки глаза и тоже очень серьезно и деловито ответила: - Международная связь в городе отсутствует. - Спасибо, - поблагодарил ее Андрей и, вспомнив, попросил: - А вы не могли бы мне разжечь сигарету? А то руки совсем замерзли. Телефонистка молча вынула из пачки папиросу, прикурила и, рассмотрев огонек, всунула в узкую обветренную щель Андреева рта. Зажав огарок губами, он постоял у окошка, пытаясь набраться на почте тепла, но тело отказалось от принятия чужой энергии, и, втянув в себя дым, он вновь отчалил под ветер. Откуда-то издалека донеслась автоматная очередь, опять стреляли. Какой все же безумной (и спасительной) была мысль оставить в этом хаосе островок безмятежности, отгородить его от мира красными тяжелыми шторами и творить мир заново. Свой. Мир богов, существующий инкогнито, запрятанный за личину присвоенных чужих имен. Что может быть больше и важнее этого?