Безмерно счастье, или Беспорядочное блуждание одной отдаленной души в поле действия мирового вектора зла

Снег скрипел под ногами яростно, остервенело. И Андрей без жалости топтал, давил его, разрушая цельность и непорочность невесомых снежинок, спрессовывая их в неряшливые и рваные колдобины следов. Он понял: просто он еще не очнулся, не отошел от летних шальных приключений, безмятежности, тока разгоряченной крови, не отошел, не изгнал из себя, не приготовился к зиме, а она его настигла, заставив облачить свое загорелое крепкое тело в робу, которой никогда не хватало, и сразу стать одетым хуже других. В то время как он еще там, на море, нерасчетливо, бездумно прожигает свои дни. Прожигает так, словно их у него - миллиарды и что там значит какое-то одно лето? И именно смысл, ценность была в этом однообразном течении, неизменяемости, лени. Смысл был в том, чтобы - НИЧЕГО. И даже девчонка, прибившаяся к их кампании по дороге (со странным именем Вельга), оставшаяся с ними из-за него, девчонка, служившая причиной не одного кулачного боя - даже она не всколыхнула его так, чтобы все бросить и с головой надолго нырнуть в бездонный наполненный вином омут. Почти обнаженный, он лежал рядом с ней на прогретом, смешанном с галькой песке, касаясь ногами ее ног, блаженно улыбаясь от щекочущих шею волос, весь погруженный в небо, в разлитый вокруг обездвиживающий зной, в яростное сопротивление зреющей вспышке желания, и получал какое-то необыкновенно пьянящее жгучее удовольствие именно от этого сдерживания, от игры с красивой девочкой, и со своим телом, и с природой. Как гончих воздержанием держат на постоянном взводе перед охотой, так и он держал на взводе свое тело, обостряя его чувствительность, и молодость, и упругость. И вовсе не потому, что так уж стремился тогда к воздержанию. И не оттого, что полагал, будто любовь непременно должна пройти все положенные ее вызреванию стадии: от вздохов, разговоров, касаний, сдерживаний, робких поцелуев до того экстаза, который может завершить ее, но никогда не начать. А потому что в основе всего в то лето лежало НИЧЕГО. Увлекательная игра осталась незавершенной, и теперь он жалел об этом. Морозными длинными вечерами ему было нужно воспоминание, безразлично о чем, а его не было. И каким бесам теперь было нужно его великое гордо-пьяное НИЧТО в первую выпавшую для них двоих ночь, когда он дурак дураком испытывал своего меньшего брата, слабо ль ему, лежа с красивой нравящейся ему женщиной, удержаться от близости с ней, ничем не разрушить, не осквернить духовное поэтическое единение, и чувство дружбы, и платонический восторг; досмотреть до конца парад красок, развертывающийся за окном, который особенно яростен, фантастичен бывает в эти последние августовские дни в горах. "Насколько неживая природа красивее и грандиознее живой, - думал тогда Андрей, заглушая мыслями предательские движения плоти. - Эти разливы красок, эти вздыбленные складки из камня, на глазах вырастающие хлещущие валы волн размером с дома, забрызгивающие небо, и молнии, вспышками причудливых капризных разрядов выстреливающие в эфир, и сам эфир, наполненный смесями газов, и звезды на нем, наводящие ужас - все это мир, и жизнь на нем ничего не значит, просто не видна, не нужна ему". Вельга лежала рядом совсем тихо, словно не было ее, а было лишь одно дыхание, похожее на шум моря. И он вдыхал в себя это морское дыхание и думал о том сюжете, идея которого еще с весны захватила, увлекла его, но так и не выродилась, не выплеснулась на бумаге.