Безмятежные годы (сборник)

В этот день обед подали в четыре часа, а в шесть пришел батюшка служить напутственный молебен. Пианино отодвинули, вместо него приготовили столик, закрытый салфеткой, и все нужное для священника.

Все горько-горько плакали, особенно мамочка и тетя Лидуша: ведь он их один-единственный брат. Володя был ужасный жалкуша, он держался изо всех сил, чтобы не расплакаться, но все же не смог себя пересилить и громко зарыдал. Боже, Боже, зачем столько горя таким хорошим людям! Пусть бы дурные плакали, а не мои милые, дорогие, любимые! Сама я плакала не переставая, плакала все время, так что мое лицо раздулось и покраснело.

Все поехали провожать дядю Колю на вокзал. Сперва обещано было и меня взять, но говорили, что на дворе страшная метель, и в окна видно было, как снег так и крутил, а в трубе завывало и свистело. Я еще пуще расплакалась, когда мне объявили, что я останусь дома. Все стали меня успокаивать, уговаривать, а дядя Коля взял меня, как маленькую, на руки и долго ходил со мной взад и вперед по гостиной.

– Люби, Муренок, моего бедного мальчугана, ведь у него теперь никого, кроме вас, не остается, – проговорил дядя, и голос у него так дрогнул, точно он вот-вот заплачет.

– Дядечка Колюнчик, миленький, я все, все сделаю для Володи, я его буду еще много-много больше любить, только не плачь, милый дядя, не плачь!

Все надели пальто, стоят в прихожей. Дядя еще раз обнимает меня, целует. Вот уходят… Последним мелькнуло дядино серое пальто… Все ушли… Я одна… Но мне и не хочется с ними, я так устала, так устала!..

Глава XXVII Ссора. – Володина болезнь

Когда решен был отъезд дяди, мамочка и папочка обещали ему, что теперь все праздники и каникулы Володя, конечно, будет проводить в нашем доме, – ведь мы да тетя Лидуша ему самые близкие. Но у нас, во-первых, квартира гораздо больше, а во-вторых, и веселее ему, потому что я имеюсь налицо, есть с кем «покалякать», как он говорит, а у тети Лидуши детей все еще нет, да если б и были, так не сразу же десяти-одиннадцатилетними родились бы.

Прямо с вокзала Володя приехал к нам, и его уложили в папином кабинете на тахте. Следующий день прошел как-то тоскливо, уныло. Мамочка хотела послать нас с Володей на каток, развлечься немного, но опять была страшная метель. Володя целый день кис, жаловался, что голова болит. Я тоже болталась из угла в угол, пока не сообразила взять почитать «Всходы», а там преинтересные вещицы есть.

Сегодня погода была тихая, яркая, и ветер стих. Люба зашла на одну минуту позвать меня на каток. Я вылетела к ней в прихожую, потому что раздеваться и входить у нее не было времени. Ну, уладили все, условились. Возвращаюсь в свою комнату, вдруг слышу, там что-то тррах!.. Дззин!..

Вбегаю – моя фарфоровая корзиночка, что мне у Снежиных на елке подарили, вдребезги лежит. Володька, изволите ли видеть, рукавом смахнул! Вот я разозлилась!

– Мерзкий ты мальчишка! Медведь косолапый! Тетеря слепая! Ест и давится, идет и валится. Убирайся вон из моей комнаты! – и пошла Володю отчитывать.

– Мурка, да не злись ты, ведь я ж не нарочно. Успокойся, перестань, я тебе другую такую самую куплю, у меня есть четыре рубля, только не злись.

Но я все-таки никак успокоиться не могла, и он получил от меня еще «дурака» и «болвана».

Наконец помирились. Я ему и сообщаю, что мы с Любой условились на каток идти.

– Вы себе идите, а только я дома останусь.

– Это почему?

– Потому и не хочется мне, и голова болит.

Тут я опять вспылила:

– Видишь, какой ты гадкий, тебе не хочется, а мне страх как хочется, а из-за тебя и я дома сиди. Ты ведь знаешь, что, если ты останешься, меня мамочка не отпустит, будет бояться, что я шлепнусь.

– Ну, хорошо, хорошо, Муся, пойду! Только ради Бога, так не ори, от твоего крику в голове звенит!

В два часа мы все-таки пошли, но Володя больше сидел на скамейке и бегать не хотел. За обедом он часто вздрагивал, был совсем бледный и ничего решительно не ел. Сперва папа и мама думали, что это оттого, что он очень грустит, но когда, встав из-за стола, мамуся подошла, чтобы приласкать его, и притронулась к его голове, то вдруг испуганно воскликнула:

– Бедный мой мальчуган, да у тебя жар! Пойдем-ка, термометр поставим.

Смерили температуру – тридцать девять и шесть десятых. Мамочка так руками и развела. Немедленно послали в корпус записку, сообщить, что Володя заболел и явиться к сроку не может, и пригласили доктора. Тот, как всегда, похлопал, постукал грудь, сказал, что где-то что-то хрипит, но пока еще ничего определенного сказать нельзя. Володю сейчас же уложили на папину постель, а папа переселился на тахту.

– А барышню уберите, чтобы в одной комнате с больным не была. Неизвестно, может, это и заразительно, – распорядился доктор.

В ту же минуту мамочка увела меня в мою комнату и плотно позакрывала все двери.