Безмолвие

Бабушка тоже плакала, поэтому Кри забралась в постель и прижалась щекой к слабеющему сердцу. Девочка слышала, что оно бьется все медленней в иссохшей груди. Ладонь бабушки легла на головку Кри.

— Прости, — сказала старушка. — Я надеялась научить тебя большему, хотела сделать сильной…

* * *

Сидя на кухне, Кри качала головой.

— Я не хочу ее рассказывать.

— Но ты помнишь?

— Помню, — ответила Кри и, окинув старуху свежим взглядом, увидела, что она ничем не похожа на любимую бабушку. Взгляд слишком цепкий, губы сжаты в жесткую линию. — Зачем вы пришли на самом деле?

— Затем, что ты последняя в своем роду, и потому, что ты не понимаешь, какое значение имеют сны.

— Так расскажите.

Старуха прищурилась и кивнула.

— Бабушка говорила тебе, что ты особенная…

— Хватит о моей бабушке. Говорите, чего вы хотите.

Вердина снова кивнула, но не успела открыть рот, как в другой комнате поднялся переполох. Хлопнула дверь.

— Какого черта тут делается? — кричала мать.

Кри выходила из-за угла, когда сумки ударились о пол и покупки рассыпались.

— Что вы делаете в моем доме? Убирайтесь! — Леон развел ручищи, но Луана Фримантл не испугалась. Увидев старуху, она указала на нее пальцем. — Я говорила держаться подальше от моей дочери?

— Мы просто беседуем, Луана.

— С тобой никогда ничего не бывает «просто». Убирайтесь из моего дома! Оба! Кри, ступай в свою комнату.

— Я еще не закончила с твоей дочерью, — возразила Вердина. — Мне нужно еще несколько минут.

— Нет. Ни в коем случае.

— Леон, будь добр, задержи Луану в этой комнате. Кри, вернемся на кухню…

— Ты никуда с ней не пойдешь, Кри!

— Идем, детка. У тебя есть вопросы. У меня есть ответы.

Голос ее звучал мягко, улыбка звала за собой. Кри посмотрела на мать и увидела искаженное паникой лицо. Одними губами мать произнесла «нет», но Кри уже поворачивалась к кухне.

— Проклятие, она моя дочь! Ты не можешь ее уводить!

Вердина небрежно подняла руку, и Кри пошла за ней, как на привязи. Она была истощена, больна, двигалась словно в тумане или во сне: ее вела худенькая женщина, маленькая и согбенная, которая скорее плыла, чем шла, и ее поднятая рука. В каком-то закоулке сознания Кри зазвучали слова истощение, голод, галлюцинации, но навалившееся оцепенение было прекрасно, потому что ей так хотелось, чтобы это оказалось сном. Оглянувшись у кухонной двери, она увидела мать в том же странном мареве, но в руках та держала револьвер, и это тоже не могло быть явью. Однако пистолет плюнул дымом и огнем. Пуля впилась в стену, и все замерли.

— Это предупредительный.

Револьвер казался маленьким, но все уставились на него. Вердина стояла, не шевелясь.

— Это всего лишь двадцать второй, — сказал Леон.

— Двадцать второй «магнум». И я промахнулась нарочно.

— Зачем тебе револьвер? — спросила Вердина.

— Затем, что я не дура. А теперь я хочу, чтобы ты ушла и никогда не возвращалась. Кри, иди в свою комнату и оставайся там. — Кри не двигалась. Не шевелилась и Вердина. — Я убью тебя, — предупредила Луана. — Убью на месте, не задумываясь. И не надейся, что я этого не сделаю.

— Девочка имеет право выбирать, знать ей правду или нет. Это право у нее с рождения, как и у тебя.

— Только с моего согласия.

— Значит, ты все еще слаба? Все бегаешь… Все боишься…

— Я рада, что уехала.

— В самом деле? Даже теперь?

Возможно, она имела в виду квартиру, нищету, отсутствие цели. Кри так и не узнала это, потому что здоровяк рванулся к револьверу, а ее мать снова выстрелила и сделала дырку у него в груди. Она получилась совсем маленькая, и крови вытекло немного. Луана держала палец на спусковом крючке.

— В девяти кварталах к востоку есть больница.

Леон посмотрел на Вердину. Кровь потекла обильнее, его лицо дрогнуло от боли. Он покачнулся, но Вердина не сводила взгляда с Луаны.

— Собралась наконец с духом, да?

— Убирайтесь.

— Это важнее тебя, важнее любого из нас.

— Тебе не отнять мою дочь.

— Сто семьдесят лет. Ты это почувствовала.

— Я почувствовала, как это разрушило мою жизнь. — Она навела револьвер на Вердину, но старуха схватила Кри за запястье и с неожиданной силой притянула к себе. Кри ощутила запах дыма от ее одежд, и сама она пахла, как бабушка, — старой кожей и сухой листвой.

— Твоя мать боится, — сказала Вердина.

— Вы делаете мне больно.

— Когда ты снова заснешь — а ты заснешь, — я хочу, чтобы тебе приснилась Айна.

— Отпусти ее, Вердина!

Но старуха не слушала.

— Думай о ее имени, когда будешь засыпать…

— Черт побери, Вердина!..

— Вспоминай ее историю, и это запомни тоже. — Она придвинулась так близко, что тонкие сухие губы коснулись уха Кри. — Она хочет, чтобы ты поняла, детка. Она хочет, чтобы ее нашли.

* * *