Безмолвие

Джонни вышел первым, Джек за ним. В тени соседнего здания они нашли местечко у парапетной стены. Друзья чокнулись, и Джонни предложил тост.

— За судмедэксперта округа Рейвен.

Он выпил. Джек пить не стал. Кое-что ему не нравилось.

— Как ты узнал?

Джонни сделал еще глоток и усмехнулся.

— Точно так же, как объяснил шерифу. Услышал выстрел, нашел тело. — Джек покачал головой, но Джонни словно и не заметил. — Знаю, обнаружить стрелка по единственному выстрелу на расстоянии в три мили…

— Невозможно.

Глаза Джонни блеснули над краем стакана.

— Возможно, если знаешь местность.

— Я даже не об этом спрашивал.

— Тогда о чем?

— Когда я пришел за тобой на болото, ты совсем не беспокоился из-за того, что тебя могут задержать, что тебе могут предъявить обвинение. Сказал, что выйдешь на следующий день. Как ты узнал, что шерифу придется тебя освободить?

— Я посмотрел на тело…

— И что? Посмотрел и все узнал? Вот так просто? — Голос Джека зазвучал громче, чем ему хотелось бы. — Посмотрел на труп и понял, что никто не признает тебя способным на убийство?

— Ну да, что-то вроде этого.

— И все-таки?

— Многое не сходилось. Сломанные кости. Повреждения. Ничего этого я не смог бы.

Джек отвернулся. На крыше здания по другую сторону улицы растянулись желтые огоньки.

— И тебя не беспокоит, что человек так пострадал?

— Это дикая природа. В дикой природе люди иногда умирают.

— Да, умирают. От случайного выстрела, болезни, по неосторожности. Уильям Бойд умер не от голода. И никакой зверь на него не нападал. И ни в какую яму он не сваливался.

— На самом деле мы не знаем, что случилось. Ведь так?

— Ты видел отчет о вскрытии?

— А ты?

Джек поставил стакан на стену и обеими руками ухватился за теплый бетон. Джонни стоял рядом в расслабленной позе. Как ни в чем ни бывало. Джека это бесило.

— Здесь что-то не то. Говорю тебе. У меня плохое предчувствие.

— У меня никакого предчувствия нет.

— Больно уж оно тебе нравится, это болото.

— Ерунду ты говоришь.

— Тогда объясни мне все попроще, как ребенку. Расскажи, как нашел тело. Нет, серьезно. Почему оно так тебе понравилось, это место? И как ты все узнал?

Молчание затянулось. Вечер выдался мягкий и нежный, едва шевелился ленивый ветерок. Джонни наконец заговорил, но настороженность в его глазах осталась, и голос прозвучал слишком спокойно и тихо.

— Думаю, нам пора идти.

— Еще рано.

— Значит, пойдем рано. — Джонни взмахнул рукой, и нерастаявшие кубики льда улетели в переулок.

— Серьезно? Вот так, да?

Промчавшийся между ними ветерок будто дохнул холодом, но уже в следующую секунду Джонни обхватил Джека за шею и привлек к себе.

— Знаешь, ты бываешь редкостным занудой. — Джек промолчал, и Джонни, словно что-то поняв, кивнул и усмехнулся. — Я тебя когда-нибудь подводил?

— Нет.

— Обещал и не выполнял?

— Нет. И ты знаешь это не хуже меня.

— Ну так идем. — Джонни еще стиснул друга и рассмеялся. — Веселей. Я знаю, что делаю.

Еще день назад Джек поддался бы этому настроению, сильной руке и смеху друга, жару нагретой крыши и общей памяти. Он бы тоже рассмеялся и сказал: «Время у нас есть, давай выпьем еще по одной». Они бы выпили — и не по одной, — смакуя каждый глоток, а потом отправились обедать, свободные от сомнений, молодые, уверенно идущие по миру. Этого хотел бы Джек, и это было бы для него самым дорогим, кроме, разве что, воздуха в легких. Сколько он помнил, они всегда были лучшими друзьями, более близкими, чем братья. Мысль эта поддерживала его, пока они спускались из квартиры на улицу. Джонни был всегда, и всегда оставалось неизменным. Тот мальчишка, что еще жил в нем, хотел в это верить, но мужчина, которым он стал, знал лучше. Смех друга звучал фальшиво, и вечер будет таким же.

Ни Джек, ни Джонни не заметили «Эскалейд» на другой стороне улицы.

Глава 17

На первый взгляд обед удался, все прошло замечательно. Жара к вечеру спала, и стол накрыли в саду, в окружении кустов гортензии, степной розы и барвинка. Тихое, хорошо знакомое место; компания, в которой каждый любит каждого. Отчим, мать, друг — различия значили так мало… Вот только Джек держался тихо, и Джонни старался по возможности не выпускать его из виду. Лицо друга он знал не хуже, чем свое собственное: неуверенная улыбка, восхищение в глазах, когда он смотрел на мать Джонни. Они так долго были одной семьей, что взгляды стали чем-то вроде языка и молчание редко бывало неловким.

На этот раз Джек как будто настроился исключительно на Джонни. Когда тот начинал говорить, Джек принимался рассматривать деревья. Когда разговор заходил о Пустоши, он, извинившись, покидал компанию. И по-настоящему оживился только однажды, когда Кэтрин поинтересовалась, как сын провел время в тюрьме.

— Ужасно, да?

Джонни взял ее за руку.

— Как прогулка по парку.

— Чушь. — Джек тут же прикрылся салфеткой, но слово вылетело, и его услышали все.

— Извини, что? — повернулась к нему Кэтрин.

— Ничего. Извините.

Джек вышел из-за стола во второй раз, и Джонни, словно ощутив бремя еще одного молчания, пожал плечами.

— Расстроен из-за меня. Извините.

Кэтрин обеспокоенно посмотрела вслед Джеку.

— Вы поссорились?