Безмолвие

Джонни потрогал лицо и посмотрел на пальцы. Заметив кровь, ощупал голову. Нашел кровоточащую рану, скользкий потек на правой щеке.

— Где?..

Он поднял голову, поискал глазами обидчика и обнаружил застывший на дороге массивный черный внедорожник. Мотор работал на холостом ходу, включенные на дальний свет фары вырезали над пустым полем два одинаковых паза. Некоторое время Джонни только наблюдал, стараясь держать голову прямо. Не получилось.

Почему?

Внедорожник оставался на месте, пока Джонни не расстегнул ремень безопасности и вывалился из кабины через открытую дверь. Плохо слушалась нога, кружилась голова. Захрустело под колесами стекло. Джонни ухватился за руль и дверцу, подтянулся. Внедорожник подъехал к самому краю и остановился в десяти футах от опрокинувшегося грузовика. «Пьяные идиоты, — подумал Джонни, — будут теперь извиняться». Иллюзия развеялась, как только открылись дверцы, и в темноте, за светом фар, возникли фигуры. Еще секунда, и они шагнули в направлении Джонни, а он увидел у них в руках топорища. Первый, водитель, держал свой низко, у ноги; второй сжимал обеими руками.

— Парни…

Джонни попытался говорить обычным, нормальным тоном, но голос подвел, сорвался. Он сморгнул кровь с ресниц, поискал взглядом какое-нибудь оружие, но ничего подходящего не увидел.

— Ты — Джонни Мерримон, — сказал водитель, делая еще шаг и закрывая собой одну из фар. Джонни успел заметить, что внедорожник — это «Эскалейд» с номерами Западной Вирджинии. Второй, пассажир, тоже вступил в полосу света. Оба молодые, около тридцати, сухощавые, настроены серьезно.

Джонни прохромал к смятому капоту.

— Может быть.

— Я и не спрашивал. Ты — Джонни Мерримон. Вчера ты сидел в тюрьме за убийство Уильяма Бойда.

— Что вы хотите?

Они подошли еще ближе.

— Для начала, — сказал водитель, — я хочу, чтобы ты внимательно меня выслушал.

Джонни увидел только замах, а потом в глазах потемнело. Очнувшись, он обнаружил, что лежит на земле, и голова гудит от боли. Джонни попытался перекатиться на бок и получил ботинкам по ребрам. Одно сломалось. Он почувствовал это и растопырил пальцы, чтобы опереться на ладонь и подняться.

— Рано.

Сначала раздался голос, потом посыпались удары. Первый раздробил кисть. Остальные шесть пришлись по почкам, плечам, затылку. Мир снова утонул во тьме, из которой Джонни выбрался вместе с болью. Болело все, начиная с головы. Водитель опустился на корточки.

— Теперь ты готов внимательно меня выслушать?

Джонни закашлялся, сплюнул кровь. У незнакомца были щетинистые волосы, сплюснутый нос, широко расставленные глаза. Под линялыми джинсами — туфли со стальными носами, на запястье — золотой «Ролекс».

— Ты кто такой?

— Меня зовут Джеймс Киркпатрик. Ты отправил в больницу моего отца. Я хочу знать, что ты сделал с ним.

— Твой отец… — Джонни снова закашлялся. — Я не знаю твоего отца.

— Здесь у нас правила простые. Ты мне врешь — тебе больно.

Он кивнул своему приятелю. Рукоять топора коротко свистнула, и коленная чашечка Джонни раскололась, как дыня. Он закричал и, как ни старался, долго не мог остановиться.

— Что ты с ним сделал? — Водитель был настойчив, но терпелив и, не дождавшись ответа, продолжил: — Крепче его я никого не знаю, а сейчас он ходит под себя и пугается тени. Что ты с ним сделал?

— Ничего, — прохрипел в землю Джонни. — Я ничего ему не сделал.

Киркпатрик снова кивнул спутнику, и тот снова принялся за работу: сломал Джонни руку, не оставил живого места на спине и ногах.

— Господи, — простонал Джонни, придя в себя после очередной отключки, и подтянул к груди сломанную руку.

— Что ты сделал с моим отцом?

— Шериф…

— Что? — Киркпатрик наклонился.

— Меня отпустил шериф. — Джонни едва ворочал языком. — Я ничего ему не сделал. Шериф отпустил…

— Думаешь, я ничего не знаю о продажных шерифах? Мы владеем угольными шахтами; значит, владеем и шерифами. — Он схватил Джонни за волосы. — Ты, возможно, не понимаешь, каким вырастил меня отец. Я уничтожал профсоюзы и ломал шахтеров, если кто-то не хотел меня понимать. И я имею в виду шахтеров Западной Вирджинии, крепких парней. Я запугивал репортеров и политиков, и мне это сходило с рук. Однажды я убил шантажиста, и никто даже не догадывается, что он исчез. Думаешь, я не убью тебя? Итак, спрашиваю еще раз: что ты сделал с моим отцом?

Джонни видел ненависть в его глазах, чувствовал его дыхание. Он хотел найти выход, но предложить мог только правду.

— Я не знаю твоего отца.

— Не говори так.

Он ткнул Джонни лицом в землю, но тот уже наметил курс.

— Я не знаю твоего отца… не знаю… не знаю…

— Неужели?

Джонни осклабился и сплюнул кровь на ботинок Киркпатрика. Вот когда стало совсем плохо. Его били вдвоем. Двое до смерти рассерженных мужчин. Он свернулся, как мог, но они били и били, а потом откатили в кусты грузовик и вернулись к тому месту, где он умирал.

— Сдох?

На грудь наступили ногой, и между зубов запузырилась кровь.

— Не знаю. Может, и сдох.

— Уберем с глаз долой.

— Положим в машину?