– Вот на что я готов. – Он принялся перечислять, загибая пальцы. – Семь треножников, десять золотых слитков, двадцать медных котлов, дюжину жеребцов – один лучше другого – и семь девушек, которые достались мне, когда мы взяли Лесбос. – Он указал пальцем на Одиссея. –
Нестор сидел возле огня и крутил перстень на большом пальце. Помню, перстень был с рубином, таким крупным, что рука переливалась в алых отсветах. Наконец он поднял голову.
– А девушка?
– Да, само собой…
Все взоры устремились на меня, и я отступила в тень.
–
– Она уже досталась мне такой, – сухо ответил Агамемнон. –
Нестор и Одиссей смерили меня взглядами. Я чувствовала, как кровь прихлынула к лицу, но продолжала смотреть себе под ноги.
– И ты готов поклясться в этом? – бесстрастно спросил Нестор.
– Разумеется.
Повисло молчание. В очаге треснуло полено, взметнув в воздух сноп искр.
–
– Нет, постой, – это еще не всё. Если… нет, не если –
– Это справедливо, – осторожно промолвил Одиссей. – Ты пойдешь сам?
– Нет, конечно, я не собираюсь ползать на коленях перед ублюдком. Отправлю… Ох, даже не знаю… Быть может,
– Ему необходимо осмотреть рану, – заметил Нестор.
– Брось, это просто царапина. Конечно, я пойду.
– Кто еще? – спросил Агамемнон. – Ты, Нестор?
– Нет, это не лучшая мысль. При мне ему придется держаться смиренно – сомневаюсь, что нам это нужно. Думаю, ему нужно немного повыступать, прежде чем он уступит. Если он уступит… Как насчет Аякса?
–
– Это да, но Ахилл его уважает. Как воина. И они родичи.
– Это верно.
Агамемнон терял терпение.
– Значит, решено? – Он обвел всех взглядом.
– Необходимо осмотреть рану, – настаивал Нестор. – Кровь еще идет.
–
– Он и так это понимает.
Я догадывалась, почему Нестор не хочет участвовать в посольстве. Он был слишком изворотлив и тщеславен, чтобы возглавлять миссию, обреченную на провал. Я даже не надеялась на иной исход. Возможность вернуться к Ахиллу казалась… Не знаю. Сказочной. Думаю, до того момента я не сознавала, как мне не хватало доброты Патрокла.
– Да, и девчонку, – сказал Агамемнон. – Возьмите ее с собой. – Он сложил ладони чашей и приложил к груди. – Пусть видит, чего он лишается.
Одиссей выдавил улыбку.
– Верно. Возможно, это переменит его решение.
– И скажи, что я ни разу… Ну ты знаешь.
– Не сношал ее?
– Но ничего сверх этого. Никаких извинений. – Агамемнон поднял палец. –
Нестор повернулся ко мне.
– Ступай, возьми накидку.
Я бросилась к женским хижинам в поисках Рицы. Она сидела на полу, набросив одеяло на плечи. Я встала у двери, до того переполошенная, что не могла вспомнить, зачем прибежала, и тупо озиралась. Пламя в лампе затрепетало на сквозняке, и по полу извивались блеклые тени.
Рица подняла на меня взгляд: в полумраке зрачки были большими и черными.
– Что случилось?
– Он отсылает меня обратно.
Едва я это произнесла, как принялась приглаживать волосы, покусывать губы и растирать щеки. Надела крепкие сандалии, более пригодные для прогулок вдоль пляжа, затем на четвереньках подобралась к сундуку в углу и на удачу достала лучшую свою накидку.
– Что происходит? – шепотом спросила Рица.
Я ответила также вполголоса:
– Они пытаются выкупить у Ахилла прощение, чтобы он снова сражался. Девушки с Лесбоса, – я кивнула на дальний угол, – это тоже часть выкупа. Только не говори им. Может, ничего и не выйдет.
Я завернулась в накидку так плотно, как матери пеленают младенцев, чтобы те перестали плакать. Снаружи послышались мужские голоса. Рица подтолкнула меня к двери.
– Иди,
Одиссей и Аякс стояли в десяти или пятнадцати шагах от нас. Одиссей, худой и темный, напоминал хорька; над ним, словно башня, возвышался крупный, светловолосый Аякс. С ними были глашатаи Агамемнона в церемониальных плащах цвета бычьей крови. Одиссей потешался над предположением, что Агамемнон не притрагивался ко мне.
– Я же не о пальцах его спрашивал, – посмеивался он. Затем, завидев меня, спросил отрывисто: – Где твоя вуаль?