Я запрещал себе упоминать имя «Ева». Если и найдено какое-то тело, то оно не имеет к ней никакого отношения.
— Если б это действительно была она, то ее тело спрятали бы в таком месте, где никто и никогда его не нашел бы, — добавил я. — Все это бессмысленно.
— Может, они хотели, чтобы поиски закончились? — предположил отец. — Или почувствовали, что следствие к ним приближается…
— Каким образом?
Отец посмотрел на меня, словно хотел сказать: «Мы этого не знаем и, вероятно, никогда не узнаем». Но не сказал.
— Ее личность подтвердили, сын, — сказал он немного погодя.
— Хм, — хмыкнул я неуверенно. — Что-то довольно быстро…
— Сейчас исследования ДНК проводят молниеносно. Особенно если уже имеют материал для сравнения.
— Ну, не так уж и молниеносно…
Я отвел взгляд, потому что не мог вынести выражение тревоги и заботы на лицах родителей. Они были уверены в том, что жизнь на протяжении нескольких лет бьет меня по голове не только сама по себе, но и при моем активном содействии. Предполагали, видимо, что теперь я буду погружаться в отрицание очевидного, пока окончательно не помешаюсь.
Подняв руку, я провел ею по рубашке и пришел к выводу, что не столько для своего, сколько для их блага мне надо изменить внешность. Затем, усевшись к небольшому столику у стены, залез в принесенную матерью сумку. Слабо улыбнулся, увидев контейнеры для еды, в которых когда-то носил школьные завтраки.
— Есть какая-нибудь «Нутелла»? — спросил я, вынимая бутерброд.
Мать вымученно улыбнулась в ответ.
— Исследование генетического материала всегда длится долго, даже если это касается дела государственной важности, — продолжил я. — Как же они умудрились провести его так быстро?
— Не сообщалось, когда конкретно было найдено тело, — заметил отец. — Могло уже пройти определенное время.
— Не верится мне в такое…
— То, что ты надеешься на лучшее, нормально, — вступила в разговор мать. — Но ведь знаешь: такая информация не разглашается, если нет уверенности…
— У меня есть уверенность лишь в том, что здесь не всё в порядке. — Я понимал, что разговариваю как ненормальный, но это сейчас не имело значения. По крайней мере для меня.
— Сообщили, как она погибла? — спросил я с полным ртом.
— Говорится лишь о возможной причине.
— Какой?
— Якобы утонула.
— Так просто?
Вопрос был не по делу, и у отца не нашлось на него ответа. Он нервно дернулся, а мать положила ему руку на колено, как бы пытаясь успокоить.
— Неужели спустя десять лет похитители вот так запросто взяли и бросили ее в Одру или в какое-нибудь болото на Болко? — добавил я. — Абсурд!
— Никто не утверждает, что было именно так. Ее могли оглушить, а потом…
— Нет! — твердо возразил я и положил бутерброд в контейнер.
— Откуда такая уверенность, сын? Ты что-то обнаружил?
— Больше, чем надеялся…
Оба они почти одновременно вздыбили в удивлении брови. Так у них случалось нередко: они не задумываясь копировали действия друг друга. Прожили столько лет вместе… Симбиоз, заметный с первого взгляда.
На ум мне пришла горькая мысль о том, что и мы с Евой вступали на тот же путь, пройдя по которому могли бы вскоре говорить о себе то же самое…
— Нашелся тот, кто сделал ее снимок на том концерте, — сообщил я.
— Кто?
— Не знаю. Какой-то случайный человек. Снимок отыскался в интернете.
Я не собирался углубляться в подробности, а они не спрашивали. Точно знаю, что прежде, во всеуслышание заявляя о твердом намерении вовсю пользоваться моим старым компьютером, они даже ни разу не попробовали его включить. Интернет действовал на них как красная тряпка на быка.
А для меня он оказался избавлением…
— Немного сместилась в кадре. Лицо не очень хорошо видно, а кусок майки — прекрасно, — продолжал я.
— И что с того?
— На нем было сообщение для меня.
— Какое сообщение? — недоверчиво спросил отец.
В его голосе я уловил сомнение, но ничего удивительного в том не было. Я рассказал им в деталях о том, что мне передала Клиза. Родители слушали внимательно, но было видно, что им требуется какое-то время, чтобы осмыслить услышанное.
— Ева проделала гигантский труд для подготовки этого сообщения, — подчеркнул я. — Причем проявляла величайшую осторожность.
Мать кашлянула.
— И потому ты считаешь, что…
— Что похитители ее не утопили, — закончил я фразу за нее. — И что Ева по-прежнему жива и ждет от меня помощи.
— Но у тебя же нет ни единого доказательства, — заметил отец.
— Нет…
Молчание, воцарившееся в номере мотеля, могло означать все, что угодно. Я решил отойти от данной темы, пока в головах у родителей не проклюнутся новые мысли. Хотя и сам не знал, зачем мне нужно убеждать их. Может, нуждался в родительском понимании, чтобы, опираясь на него, идти дальше намеченным путем?
— В ожидании вас я сравнил рисунок на майке с оригиналом, который крутился в интернете.
— А что там крутилось? — поинтересовался отец. — Ты ведь говорил, что тот музыкальный коллектив был фиктивным…