Безмолвные воды (ЛП)

– Прошу прощения?

– Я спросил, на какой руке?

Доктор неуверенно посмотрел на родителей Брукса, словно не зная, должен ли он что-либо говорить в нашем присутствии. Получив их разрешение открыто говорить в этой комнате обо всем, врач сказал, что рука левая. Раздался дружный стон.

– Черт, – прошипел Рудольф, ударяя кулаком в стену. – Твою мать!

Левой рукой Брукс зажимал лады на гитаре. С такой травмой он не сможет играть. Все присутствующие почувствовали, что для него это полный крах.

– Знаю, как это будет тяжело, учитывая его карьеру. Но мы действительно должны радоваться, что он по-прежнему здесь, с нами. Боюсь, ему будет практически невозможно вернуться к игре на гитаре. А из-за травмы шеи возникнут трудности с пением, но я верю, что со временем его вокальные способности восстановятся. Будет нелегко, но, я думаю, с помощью правильно подобранной физиотерапии и занятий с фониатром у него должно получиться восстановить голос, – доктор сочувственно нам улыбнулся. – Скорее всего, какое-то время ему будет нужен полный покой, но я пришлю за вами медсестру, когда можно будет его навестить.

Когда он ушел, все застыли в молчании, за исключением Рудольфа, бьющего кулаками в стену и сыплющего проклятиями. Черт, черт, черт!

***

Когда Брукса перевели в палату, нам разрешили навестить его. По два человека за раз. Я стойко терпела, ожидая своей последней очереди. Когда я вошла в палату, он спал, и это, в некотором роде, было даже к лучшему. Стоя в углу, я наблюдала за ним спящим: дыхание Брукса было тяжелым, и, казалось, что ему тяжело глотать. Шрам на шее тянулся от ключицы до подбородка. Левая рука перевязана. На теле синяки. Но он был жив. Значит, остальное не имеет значения.

– Ты не сделаешь ему больно, – сказала мне медсестра, проверявшая показания на мониторах. С тех пор, как вошла в палату, я битых полчаса так и не выходила из угла. Медсестра улыбнулась. – Если подержишь его правую руку, ты не причинишь ему боли. Ему дали снотворное, чтобы помочь немного отдохнуть. Он беспокойно спит, и это может замедлить процесс восстановления. Поэтому пришлось прибегнуть к снотворному, так что какое-то время он будет спать. Но если ты захочешь посидеть рядом с ним… – она жестом указала на стул рядом с кроватью Брукса, – можешь подержать его за руку.

Кивнув, я подсела к Бруксу и медленно переплела его пальцы с моими.

Я здесь, Брукс. Я здесь.

Медсестра улыбнулась.

– Скоро я вернусь проверить его состояние.

Как только она вышла, я пересела ближе и положила голову на его плечо. Грудь Брукса поднималась и опадала каждые несколько секунд, и я считала каждый его вдох и выдох. Я прижалась к нему теснее, желая, чтобы он почувствовал мое тепло на своей коже. Чтобы он знал – я здесь. Я здесь.

Я не могла перестать смотреть. Не могла отвести от него взгляда, потому что боялась: если сделаю это, он перестанет дышать.

– Простите, я не знала… – прозвучавший голос заставил меня поднять склоненную к кровати Брукса голову. Я повернулась и увидела женщину с вазой, полной цветов.

– Я… – она запнулась, – мне не сказали, что здесь кто-то есть.

Саша.

Я узнала ее, потому что следила за ней в интернете, просматривая каждую фотографию, размещенную в «Инстаграм». Саша была очень красива, и красота эта была естественной. Никакого макияжа. Никакой вычурной одежды. Только она и ее цветы.

Она перевела взгляд на мою руку, по-прежнему сжимающую руку Брукса. Я быстро отдернула ее.

– Извини. Я просто принесла цветы и сейчас уйду, – она поморщилась и поставила вазу на стол. Саша развернулась и направилась в сторону выхода, но остановилась. – Ты ведь она, не так ли?

Я прищурилась, показывая, что не понимаю, о чем она.

– Ой, не прикидывайся дурочкой. Ты ведь та самая девушка. Девушка, которая присылала ему книги.

Я встала, чувствуя себя неловко оттого, что не имею возможности нормально общаться с ней.

– Так ничего? Тебе нечего сказать? Я не пытаюсь тебя оскорбить, просто… – она замолчала. – Знаешь, ты не единственная, кому он по-настоящему дорог.

Я постучала пальцем по своей шее, и она тоже прищурилась, не понимая, к чему я это сделала.

– Что?

Я осмотрела комнату, в поисках того, на чем можно написать. Взглянув на стену, я увидела маркерную доску медсестер и торопливо направилась к ней.

У меня нет голоса.

Саша скрестила руки на груди.

– Только сегодня или… всегда?

Всегда.

Она нахмурилась. Судя по взгляду, Саша почувствовала себя виноватой.

– Прости, я не знала. Как тебя зовут?

Мэгги.

– Мэгги, – она пригладила пальцами свои шоколадного цвета волосы, а потом опустила руки на талию. – Ты ведь без ума от него, верно?

Я не знала, как ответить, потому что чувствовала: все, что я скажу, может ранить ее.

Она улыбнулась.

– Все нормально, я понимаю. В него трудно не влюбиться. Мне пора идти… Если тебе не трудно, не говори ему, что я приходила. Не ради него. Это для меня. Для меня лучше, чтобы он не знал.

Ты уверена?