Глаза Риса наполнились слезами, и он принялся колотить сломанными руками по одеялам; тело его выгнулось от душевной боли, более мучительной, чем боль от растревоженных переломов.
Рэтбоун повернул к Эстер побелевшее лицо. Сиделка рванулась вперед.
– Рис! – резко скомандовала она, потом села на постель и схватила его запястья, пытаясь успокоить, но мышцы Риса свело судорогой, и у нее не хватило сил. Он оказался сильнее, чем она думала, а все его тело словно оцепенело. – Прекрати! У тебя снова сместятся кости! Знаю, тебе сейчас все равно, но так нельзя! Прошу тебя…
Рис медленно расслабил руки, и по его щекам потекли слезы. Он посмотрел на Эстер, потом отвернулся, и она могла видеть только его затылок.
– Рис! – твердо сказала она. – Ты убил своего отца?
Наступило долгое молчание. Ни Эстер, ни Рэтбоун не шевелились. Потом Рис медленно повернулся лицом к Эстер и покачал головой, пристально глядя ей в глаза.
– Но знаешь, кто? – настаивала она.
На этот раз он отказался отвечать даже взглядом.
Эстер повернулась к Рэтбоуну.
– Ладно, пока хватит, – заключил тот, вставая. – Я подумаю, что делать. Постарайтесь как можно лучше отдохнуть и восстановить силы. Когда придет время, вам их потребуется много. Обещаю сделать все возможное, чтобы помочь вам.
Рис смотрел на него не мигая, и Рэтбоун долго глядел в ответ с легкой улыбкой, выражавшей не надежду, а сочувствие. Потом повернулся и вышел из комнаты.
На площадке он подождал, пока Эстер закроет дверь и присоединится к нему.
– Спасибо, – просто сказала она.
– Быть может, я несколько поспешил, – так тихо, что она едва расслышала, сказал Оливер и чуть пожал плечами.
У нее упало сердце. В какой-то момент она уже позволила себе надеяться, а теперь осознала, что очень верила в него, была почти убеждена, что ему по силам даже невозможное. Она поступила нечестно, взвалив на Рэтбоуна такую ношу. Зачастую люди поступают подобным образом с врачами, и те изнывают под бременем взятых на себя обязательств, а потом наступает отчаяние, за которым приходит чувство вины. Теперь она сделала то же самое с Рэтбоуном, потому что ей очень хотелось помочь Рису.
– Простите меня, – робко сказала Эстер. – Я понимаю, что здесь ничего нельзя сделать.
– Кое-что можно, – отвечал он, озабоченно сдвигая брови, словно пытаясь с чем-то разобраться. – Он меня озадачил. Я вошел к нему, убежденный – в силу обстоятельств и свидетельств – в его виновности. Теперь, после разговора с ним, не знаю, что и думать. Я даже не вижу других возможных объяснений. Если это не он, то почему не ответить, кто убил отца? Почему он не говорит, из-за чего они поссорились? Вы видели его лицо, когда я спросил?
У Эстер никаких предположений не было. Она не спала ночами, ломая голову над теми же вопросами.
– Единственное, что приходит на ум, – он защищает кого-то, – тихо выговорила мисс Лэттерли. – А люди, которых он стал бы защищать, – это семья и близкие друзья. Не представляю, чтобы Артур Кинэстон мог совершить такое. А из семьи здесь только мать…
– Что вы знаете о миссис Дафф? – спросил Оливер, бросая взгляд вниз. В вестибюле послышались шаги; кто-то шел к обитой сукном двери, ведущей в помещения для прислуги. – Возможно ли, что она совершила нечто, из-за чего Рис готов пострадать, лишь бы спасти ее?
Эстер заколебалась, хотя сначала собиралась с ходу отвергнуть такую возможность. Ей живо вспомнилось, как разозлился Рис на Сильвестру, с какой радостью причинил ей боль. Конечно, он не стал бы ее защищать! Потом она сказала себе, что с любовью и виной все всегда неясно. Возможно, он ее одновременно и любит и ненавидит, и знает что-то, за что презирает мать, но никогда ее не выдаст.
– Я не знаю, – произнесла она вслух. – Чем больше я об этом думаю, тем меньше уверена. Но я понятия не имею, что это может быть.
Рэтбоун внимательно посмотрел на нее.
– В самом деле?
– Конечно! Если б я знала, то сказала бы вам.
Он кивнул.
– Тогда, если мы хотим помочь Рису, придется узнать больше, чем мы знаем сейчас. Поскольку он рассказать не может, а миссис Дафф, полагаю, либо не захочет, либо окажется не в состоянии сделать это, мы должны использовать другие средства. – В глазах у него мелькнули веселые искорки. – Никого лучше Монка я не знаю, если он согласится, а пока надо подготовить миссис Дафф.
– Думаете, она может отказаться? – спросила Эстер, тут же со страхом поняв, что та вполне может. – Но тогда… логично предположить… что она скрывает что-то еще более ужасное?
– Я так сформулирую предложение, что ей крайне трудно будет отказать, – пообещал Рэтбоун. – Еще мне хотелось бы поговорить с Артуром и Дьюком Кинэстонами. Что вы о них можете рассказать?