Со стороны обвинения выступал Эбенезер Гуд, человек любопытный и напористый, хорошо знакомый Рэтбоуну и весьма им уважаемый. Ему не нравилось выступать против настолько больного человека, как Рис Дафф, но он ненавидел не только то преступление, в котором обвиняли Риса, но и предшествующие, объяснявшие мотив. Он охотно пошел на уступки в связи с состоянием здоровья обвиняемого и разрешил ему сидеть на скамье подсудимых, расположенной на высокой площадке и обнесенной барьером, в мягком кресле, чтобы не так страдать от физической боли. Не стал он возражать и на просьбу Рэтбоуна не применять для Риса наручники, чтобы тот мог при желании пошевелиться и сесть удобнее.
Корриден Уэйд, как и Эстер, присутствовал в зале и мог в случае нужды оказать помощь. Им обоим разрешили подходить к обвиняемому, если тот знаками покажет, что требуется их внимание.
Тем не менее, когда начались выступления свидетелей, Рис оказался один на один с враждебно настроенными зрителями, обвинителями и судьями. В его защиту говорил только Рэтбоун – одинокая фигура в черной мантии и белом парике, пытавшаяся противостоять волне ненависти.
Гуд вызывал одного свидетеля за другим: женщин, обнаруживших два тела, Шоттса, Джона Ивэна. Его обвинитель заставил рассказать о расследовании подробно, шаг за шагом, но не останавливаясь на ужасных деталях; однако побелевшее лицо и срывающийся голос полицейского позволили слушателям представить себе эти подробности.
Вызвал он и доктора Райли, который спокойно и удивительно доходчиво рассказал о страшных повреждениях, полученных Лейтоном Даффом, от которых тот скончался.
– А обвиняемый? – вопросил Гуд, стоявший посреди зала. Руки его прятались в полах мантии, придавая ему сходство с большой вороной. Лицо с орлиным профилем и выцветшими глазами живо откликалось на весь ужас этой трагедии, которую он, несомненно, прочувствовал очень глубоко.
Эстер прокурор понравился еще в их первую встречу по делу Стоунфилда. Она обвела взглядом зал, скорее чтобы определить настроения присутствующих, а не в поисках знакомых, и ощутила настоящую радость, заметив Энид Рэйвенсбрук. Судя по лицу, та уже оправилась от прошлых испытаний и с улыбкой следила за Гудом ясным нежным взглядом[14]
. Присмотревшись повнимательнее, Эстер увидела у нее на пальце золотое обручальное кольцо – не то, что она носила раньше, а новое. Эстер сразу забыла о страшной трагедии, про которую сейчас говорили в зале.Но ненадолго. Ответ Райли вернул ее к действительности.
– Он тоже получил тяжелейшие травмы, – спокойно отвечал доктор.
В помещении установилась почти полная тишина. Слышались лишь слабые шорохи, едва различимые вздохи, тихое покашливание. Присяжные следили за происходящим, не отрывая глаз.
– Потерял много крови? – уточнил Гуд.
Райли заколебался.
Никто не шевелился.
– Нет… – сказал наконец доктор. – Когда человека бьют кулаками и пинают, остаются ужасные кровоподтеки, но кожа не обязательно рвется. Разрывы были, особенно в местах, где сломались ребра. Один осколок пронзил кожу. И на спине. Там тоже разорвались ткани.
По залу пронесся вздох. Некоторые присяжные заметно побледнели.
– Но сержант Ивэн сказал, что одежды обвиняемого пропитались кровью, доктор Райли, – указал Гуд. – Откуда она взялась, если не из его ран?
– Полагаю, это кровь покойника, – отвечал Райли. – Он получил более тяжелые повреждения, и в нескольких местах пострадали кожные покровы. Но я удивлен, что он потерял так много крови.
– А из ран обвиняемого столько крови вытечь не могло?
Райли покачал головой.
– У него не было таких ран.
– Спасибо, доктор Райли.
Рэтбоун встал. Надежда была призрачная, но больше ничего не оставалось. Он понимал, что должен попробовать все, даже имеющее отдаленное отношение к делу. Адвокат не представлял, что именно сумеет найти Монк, но существовала вероятность, что Артур и Дьюк причастны к трагедии.
– Доктор Райли, существуют ли способы определить, чья кровь на одежде Риса Даффа?
– Нет, сэр, – отвечал тот без малейших колебаний. Грустное лицо доктора говорило о том, что сам он относительно данного случая ни в чем не уверен и лишь глубоко опечален, что он вообще произошел.
– Значит, она могла принадлежать кому-то третьему или даже четвертому, о ком здесь еще не говорилось?
– Могла… если они там присутствовали.
Присяжные выглядели ошеломленными.
Судья с беспокойством наблюдал за Рэтбоуном, но не вмешивался.
– Благодарю вас, – сказал адвокат. – Это все, что я хотел спросить, сэр.