Безмолвный крик

Разговор перешел на общие темы, повседневные события и семейные дела. Сильвестра пересказала последние письма от Амалии из Индии; конечно, там еще не знали о происшествии в Лондоне. Амалия писала о наблюдаемой ею нищете, но особенно о болезнях и нехватке чистой воды – похоже, эти темы сильно волновали ее. Подруги тактично вовлекли в разговор и Эстер. Фиделис расспрашивала о крымских впечатлениях. Интерес ее казался искренним.

– Должно быть, после всех опасностей, пережитых на столь ответственной работе, вам было странно вновь оказаться дома, в Англии, – заметила она, хмуря брови.

– Было трудно изменить свое отношение к окружающему, – уклончиво отвечала Эстер. На самом деле по возвращении она обнаружила, что это совершенно невозможно. Целый месяц иметь дело с умирающими и тяжело раненными, принимать решения, от которых зависела их жизнь, – а еще месяц спустя ей предложили занять место послушной и благодарной иждивенки, имеющей право высказывать свое мнение лишь по таким важным вопросам, как покрой юбок и рецепты пудингов!

Фиделис улыбнулась; в глазах у нее вспыхнули веселые огоньки, словно она понимала, о чем идет речь.

– Вы познакомились с доктором Уэйдом? Ах да, естественно, познакомились… Вы знаете, что он долго служил на флоте? Мне представляется, что у вас должно быть много общего. Просто замечательный человек. Целеустремленный и с сильным характером.

Эстер вспомнила лицо Корридена Уэйда во время разговора на площадке второго этажа. Он говорил про моряков, которых знал, про людей, служивших под началом Нельсона и видевших великие морские баталии, изменившие течение истории пятьдесят пять лет назад, когда Англия в одиночку противостояла огромным армиям Наполеона, имея в союзниках только Испанию, а судьба Европы висела на волоске. Эстер видела огонь воодушевления в его глазах, осознание всей важности тех событий и понимание цены, которую пришлось заплатить за победу, – жизнями и болью.

В его голосе слышались нотки восхищения решимостью этих людей и их способностью к самопожертвованию.

– Да, – с внезапной горячностью подтвердила она. – Да, он замечательный. Он рассказал мне кое-что из пережитого.

– Знаю, что мой муж очень ценил его, – заметила Сильвестра. – Он знал его почти двадцать лет. Вначале, конечно, не так близко. Это было еще до того, как доктор покинул флотскую службу. – Ее лицо вдруг стало задумчивым, словно ей вспомнилось что-то такое, в чем она не разобралась. Потом все прошло, и Сильвестра повернулась к Фиделис. – Странно, сколь многого мы не знаем о людях, которых видим каждый день, обсуждаем с ними самые разные темы, живем одним домом, одной семьей, и даже судьба у нас общая… И все же значительная часть того, что определило их мысли, чувства и приоритеты, произошло с ними в местах, где вы никогда не бывали и которые так не похожи на все, что вы видели.

– Полагаю, так и есть, – медленно произнесла Фиделис, слегка хмуря брови. – Очень многое человек видит, но не понимает. Мы наблюдаем вроде бы одни и те же события, и все же, когда начинаем говорить о них, описания получаются несхожие, будто мы обсуждаем не одни и те же вещи. Раньше я думала, что это связано с памятью, но теперь понимаю, что на первом месте стоят особенности восприятия. Полагаю, перемена мнения у меня была вызвана процессом взросления. – Она едва заметно улыбнулась, словно смеялась над своей глупостью в молодые годы. – Начинаешь понимать, что люди вовсе не обязательно думают и чувствуют то же самое, что и ты. Некоторые вещи невозможно передать.

– Вот как? – удивилась Сильвестра. – Но разве не для этого существует речь?

– Слова – всего лишь ярлыки, – задумчиво возразила Фиделис. Эстер чувствовала, что сейчас было бы дерзостью выразить собственные мысли. – Способ описания идеи. Если вы понятия не имеете об идее, ярлык вам ничего не объяснит.

Сильвестра выглядела явно озадаченной.

– Я помню, как Джоэл пробовал объяснить мне некоторые греческие и арабские идеи, – пояснила Фиделис. – Я не поняла, потому что в нашей культуре отсутствуют такие понятия. – Она сочувственно улыбнулась. – В конце концов ему пришлось использовать их слова для обозначения данных понятий. Это ни в малейшей степени не помогло. Я до сих пор не представляю себе, что они значат. – Фиделис перевела взгляд на Эстер. – Вы можете рассказать мне, каково это – наблюдать умирающего от холеры молодого солдата в Скутари[7], или видеть телеги, груженные искалеченными телами, прибывающие из Севастополя или Балаклавы, или раненых, погибающих от голода и холода? Я хочу сказать, сумеете ли вы поведать мне об этом так, чтобы я испытала ваши чувства?

– Нет. – Одного слова было достаточно.