– Злость. Ее переполняет злость.
– Именно, – Диомидис кивнул. – И не просто злость, а смертоносная ярость! Остается лишь догадываться, каково им придется в дальнейшей супружеской жизни, Алкесте и Адмету. – Он хмыкнул. – Вернуть однажды обманутое доверие очень трудно.
– А что же Алисия? – спросил я, обретя наконец способность говорить.
– А что с ней?
– Алкесту обрекла на гибель трусость мужа, а Алисия…
– Алисия не умерла. По крайней мере,
– Я понял! Что-то произошло, и это сломило ее дух! – высказал я догадку. – Алисия перестала ощущать себя живой!
– Возможно.
Но мне этого было мало. Я схватил книгу и уставился на обложку с изображением классической статуи – великолепной женской фигуры, увековеченной в мраморе. В голове пронеслись слова, сказанные Жан-Феликсом.
– Если Алисия «умерла», – медленно проговорил я, – значит, надо вернуть ее в мир живых.
– Верно.
– Я тут подумал: раз искусство служит Алисии языком самовыражения, давайте снабдим ее «голосом»?
– Как именно?
– Позволим рисовать.
– Она уже посещает сеансы арт-терапии. – Диомидис отмахнулся от моих слов, будто услышал прошлогоднюю новость.
– Речь не об арт-терапии. Я хочу, чтобы Алисии позволили творить как она пожелает – в одиночестве и личном пространстве. Необходимо дать ей свободу самовыражения, высвободить ее эмоции. Результат может быть весьма впечатляющим.
Некоторое время профессор помолчал, обдумывая услышанное.
– Вам стоит переговорить с арт-терапевтом Алисии. Вы уже встречались? Ее зовут Ровена Харт. Только имейте в виду, Ровена крепкий орешек.
– Обязательно поговорю с ней. Профессор, вы даете мне зеленый свет?
– Если сумеете убедить Ровену, можете действовать. – Диомидис пожал плечами. – Но я точно знаю: ваша идея ей не понравится. Категорически.
– Отличная идея, – улыбнулась Ровена.
– Правда? Вы действительно так считаете?
– Конечно. Правда, есть одно «но»: Алисия не станет сотрудничать.
– Откуда вы знаете?
– Потому что она, – Ровена презрительно фыркнула, – наименее отзывчивая и самая необщительная стерва из всех, кто проходил через мои руки.
– Ого! – вырвалось у меня.
Я последовал за Ровеной в кабинет арт-терапии. Пол, усеянный разноцветными пятнами красок, напоминал работу абстракциониста. На стенах висели картины пациентов – некоторые производили приятное впечатление, но большинство смотрелось странно. Арт-терапевт была блондинкой, с короткими волосами, вечно хмурящаяся от недовольства и показной усталости, видимо, вызванной множеством пациентов, которые тоже отказывались «сотрудничать». Судя по всему, Алисия стала для Ровены очередным разочарованием.
– Она не участвует в сеансах арт-терапии? – уточнил я.
– Хуже! – отозвалась Ровена, наводя порядок на полке с рисунками. – Я так рассчитывала на Алисию, когда она только присоединилась к группе, делала все, чтобы создать комфортные условия!.. Так нет же – сидит и тупо пялится на чистый лист бумаги! Ничто не способно заставить ее рисовать или хотя бы взять в руки кисть с краской или карандаш. Ужасный пример остальным.
Я сочувственно кивнул. Задача арт-терапии – побудить пациента творить, а пото́м, что главное, рассказать о своей работе, раскрыв связь с переживаемыми чувствами. Таким образом психотерапевт получает отличную возможность в буквальном смысле увидеть запечатленное на бумаге отражение его бессознательного. Что, в свою очередь, позволяет подумать об этом и поговорить об этом. К сожалению, тонкость данного метода, как всегда, зависит от навыков конкретного психотерапевта. Рут часто говорила, что по-настоящему одаренных и обученных специалистов очень немного – большинство всего-навсего грубые слесари. На мой взгляд, одним из таких «слесарей» и была Ровена. Неудивительно, что поведение Алисии глубоко уязвило профессиональную гордость арт-терапевта.
– Вероятно, занятие живописью причиняет ей душевную боль, – мягко предположил я, стараясь успокоить ее, насколько это было возможно.
– Боль?
– Мастеру такого уровня наверняка тяжело заниматься творчеством, сидя в классе с другими пациентами.
– С какой стати? Потому что она особенная? Видела я ее работы: весьма посредственно. – Ровена скорчила гримасу, будто съела что-то неприятное.
И тут мне стало ясно, за что она невзлюбила Алисию: виной всему была обыкновенная зависть.
– Так может нарисовать любой, – не унималась Ровена. – Чтобы добиться на холсте фотографической реалистичности, много ума не надо. А вот попробуйте передать смысл – это куда сложнее!
Спорить о творчестве Алисии я не собирался и поэтому произнес:
– То есть вы не против, если я заберу трудную пациентку себе?
– Да ради бога, – заверила Ровена, буравя меня глазами.
– Большое спасибо. Я вам очень признателен.
Она поморщилась.
– Имейте в виду: расходные материалы будете покупать сами. Денег на масляные краски мне не выделяют!
– Хочу вам кое в чем признаться, – сказал я.
Алисия смотрела в сторону. Я продолжил, внимательно наблюдая за ее реакцией: