Безмолвный (СИ)

Шифровки в объявлениях с точностью сообщают о месте и времени арестов. Это зашифрованные приглашения. Я мог быть в нужном месте каждый раз, я обязан был быть там все время. Наблюдать. А может, и помогать, как когда-то раньше. Быть может, к этому времени я бы уже встретился со своим доброжелателем. Я бы знал больше, чем сейчас. Увидел бы больше. Но в итоге все вышло бы еще хуже. В этом случае она бы уже давно меня вышвырнула.

Один из арестов я упустил. Не знал, что и там была связь. Пришлось покопаться. Военная полиция. Я знал о нем, просто не отнес к своим. Но так и есть, точно. Вот он, шифр к тому самому аресту. Послание для ДХВ в рубрике объявлений. Меня звали. «Засов на воротах, длинная дорога. Небольшое укрытие на восток».

Кто-то пытается до меня достучаться.

Кто?

В одной руке у Грега кружка пива, в другой – газета. Он слегка щурится. Ему, как и мне, скоро понадобятся очки, чтобы читать мелкий шрифт. Мы стареем, превращаемся в развалины. Это естественный процесс. Медленный распад, избежать которого поможет только ранняя смерть. Но молодыми умирают не все. Те, кто остается, медленно распадаются на части и жалеют сами себя. И это в лучшем случае.

Мэри тоже не умрет молодой. Она состарится рядом с кем-то. Будет пить чай, решать кроссворды. Она состарится с кем-то рядом, но, похоже, не со мной. Точно не со мной.

Господи. У того паренька голос совсем, как у Него. Друг сказал ему что-то крайне смешное, наверное, и теперь вся их компания дружно хохочет. Собрались отдохнуть после работы, скорее всего. Ребята из техподдержки или из бухгалтерии – не могу сказать наверняка. Ослабили галстуки, немного перебрали. Они чересчур шумные, но это хорошо. Их болтовня заглушает нас. Нас никто не услышит. Хорошее прикрытие.

Конечно, за нами вряд ли следят. Но ведь это не исключено. Может, у меня уже паранойя? Я помню, когда мы вместе носились по городу среди ночи, все камеры наблюдения смотрели нам вслед. Тогда это паранойей не было. Это была проза жизни.

- Что, есть и еще? – он настроен скептически.

- Да, - вытаскиваю остальные. – Видишь? Вот. Нашел двенадцать штук. Правда, некоторые просто повторяются. И я еще не закончил копать. Вот эти все из трех разных газет, а остальные издания я пока не успел проглядеть.

Я взбудоражен. Мне не терпится узнать, сколько еще шифров я смогу обнаружить. Я взвинчен, и мне жаль упущенных возможностей.

Мэри с этим точно мириться не намерена. Опять лезет ко мне с этой стеной. Теперь она заинтересовалась. Спрашивает, с какой стати мне понадобилось прикреплять туда всех этих убийц. Говорит, что у меня мания. Более того, она требует, чтобы я показал ей написанное. Но там пусто. Пустой файл. Я даже не начинал. Мне нечего ей показать, нечего показать издателям. То, что я делаю, важнее, но этого ей не скажешь. Она с этим не согласится.

- Это… - он качает головой. – То есть, я понимаю, что должен встревожиться. Потому что это значит, что кто-то точно сливает информацию. Но я не понимаю, как его искать, - он протягивает газету мне, словно что-то бесценное. И я с ним согласен. Так и есть. – Задействовано слишком много рычагов, а мне известно слишком мало. Нас даже не извещают об арестах заранее, просто вызывают по телефону, и все. Никто из наших попросту не успеет подать в газету такое объявление. Приказы исходят напрямую от правительства.

Он говорит «правительство», и я понимаю, это значит - Майкрофт. Разумеется. Приказы исходят от Майкрофта. Я не спрашиваю. Знаю, что он не сможет подтвердить. По-хорошему, ему вообще нельзя мне ничего говорить. Он должен послать меня подальше, конфисковать у меня газеты и потребовать хранить молчание. Должен закрыть рубрику объявлений во всех газетах или отследить звонки в редакции, должен найти крота. Но он просто качает головой.

- Скажу тебе начистоту, - говорит он и подносит кружку ко рту, как будто та способна скрыть то, что он собирается произнести. Он явно встревожен. – Если думать, кто это может быть, то мне на ум приходит только один человек.

Я знаю. Знаю, что он имеет в виду. Я гоню эту мысль прочь, но он прав.

Сотворить со мной такое может только один единственный человек. Мне нельзя позволять себе даже задумываться о таком. Это опасно. Даже находить утешение в подобных мыслях – опасно, и я это знаю. Я замер на грани, разрываюсь между счастьем и отчаянием, ликованием и убийственной яростью. Кто может так со мной играть? Кто окажется настолько жесток, что будет напоминать мне обо всем, заставит воображать, что ты где-то рядом, будет дразнить меня, снова звать на места преступлений? Кто может так со мной обойтись?

Ты, Шерлок. Ты бы так и сделал, если бы мог. Я знаю, что ты бы так поступил. Я знаю тебя.

Вот в чем весь ужас и вся прелесть происходящего.