Безмужняя

— Но ведь ты мне говорил, что если я не дам развод жене, то мне плохо будет? — выпучив глаза, спрашивает Калман.

— Я говорил, что слышал. Откуда было мне знать, что Мойшка-Цирюльник, пропади он пропадом, нарочно наговаривает на твою жену, чтобы ты ушел от нее, а он женился на ней? У меня есть для тебя золотой совет: сделай вид, что тебя это не касается, и не уходи из дому.

— Она ушла из дома первой и ждет, чтобы я освободил квартиру, — смотрит в пол Калман.

— Оставайся дома, а когда она вернется, сделай вид, что ничего не произошло. Моя ведьма ссорится со мной изо дня в день и всегда задает мне один и тот же вопрос: почему, спрашивает она, так много славных и смирных солдатиков не вернулось с войны, а как раз ты вернулся? Я слушаю это и делаю вид, что меня это не касается. Ты поступай так же, Калманка, и тебе будет хорошо! А если Мойшка-Цирюльник на этот раз говорит правду и их женитьба — дело решенное, то не давай ей развод, пусть хоть лопнет!

— Я дам ей развод, — вскидывает голову Калман, как бы решив смотреть судьбе прямо в глаза, — я дам ей развод! Но где я буду ночевать?

— Не давай ей развода и не уходи из дому, и тебе будет где ночевать, — равнодушно отвечает Айзикл и снова предается тоске по годам солдатской службы. Однажды он приехал домой на побывку. Сойдя с поезда, уселся в дрожки, как какой-нибудь ротный командир, и велел везти себя к дому. Когда он подкатил в экипаже, вся улица сбежалась смотреть: кто этот высокий мужчина в новых блестящих сапогах и длинной шинели? А этим мужчиной в новых сапогах и в шинели оказался он, Айзикл Бараш!

Понурив голову, точно заезженная лошадь под проливным дождем, Калман стоял и размышлял: может, маляры и Цирюльник с умыслом наговорили на Мэрл? Но если все это неправда, то, возможно, ложь и то, что Мэрл собирается выйти за Цирюльника. Тогда ему надо послушаться Айзикла и не уходить из дому. Он будет ждать ее возвращения и скажет ей: «Мэрл, не сердись на меня! Я старомодный человек, не современный, я не знал, что ни одному слову этих сплетников верить нельзя». Однако кто знает, захочет ли она помириться. Она очень упрямая и очень гордая! Калман догадывается, что и Айзикл Бараш немало повинен в его беде. Он смотрит на Айзикла мутными глазами и печально говорит ему:

— Часто люди вовсе не так дурны, как дурны их поступки. Если бы ты подумал, сколько горя причинишь мне своей болтовней, то, может, попридержал бы свой язык…

Угол для ночлега

В кухонном шкафу было полным-полно еды, но Калман голодал и к пище не прикасался, настолько чужим и лишним он чувствовал себя в квартире жены. Однако он все еще сомневался, хвастался ли Цирюльник, что Мэрл выйдет за него, или она ему действительно обещала? Но вдруг неожиданно в дом ворвалась Голда и своим оглушительным визгливым голоском спросила, когда он выселится. И пусть не думает, что он сбежит, а Мэрл снова останется агуной. Она теперь не одинока, у нее есть друг жизни, Мориц, который Калмана из-под земли достанет и заставит дать развод.

— Я дам ей развод! Я дам ей развод! — попятился Калман, как от змеи с разинутой пастью, полной смертельного яда. — Ваша сестра до сих пор и слышать не хотела о Морице.

— В том-то и горе! На Морица, который из-за нее остался старым холостяком, моя разумная сестрица и смотреть не хотела, а вы, чужой попрошайка, приворожили ее. Кажется, баран бараном, ничего не смыслящий человек, а на то, чтобы обмануть мою сестру, у вас ума хватило!

Калман отступает еще дальше, в самый угол, и говорит, что Мориц оговаривал Мэрл перед всем городом, а также и перед ним. Но Голда тычет ему пальцем в глаза — дескать, Мориц все это говорил ему, мужу Мэрл, нарочно. Испытывал его, поверит ли он наговору на собственную жену. Какой же он муж, если позволяет говорить о жене всякие гадости да еще верит в них? Да и вообще, кто он такой? Замызганный человечишка! К тому же он вдовец и годится Мэрл в отцы. Ему следовало из кожи вон лезть, чтобы она жила у него как царица. Он же в конце концов сел ей на шею, а когда весь город очернил ее, он спрятался под кровать, словно на улице началась стрельба, и потом пошел всем жаловаться на свою судьбу. С этим надо кончать! До завтра чтобы ноги его здесь не было! Пусть до послезавтра. Она не хочет давать ему повод ходить и блеять, что, мол, ему даже не дали времени найти другую квартиру. И пусть не забудет унести с собой все свои тряпки, это зловоние!

Когда крикунья ушла, а Калман немного пришел в себя, ему подумалось, что лучше всего было бы найти уголок в молельне. Это даже лучше, чем снимать угол у хозяев. Когда живешь в семье, приходится иметь дело с домочадцами, к тому же ему еще будут сыпать соль на раны. А найди он угол в синагоге, никто не станет ему указывать и ни о чем самому не придется думать. Мало ли бедняков, которые ночуют в молельне и ни о чем не думают? Если бы они задумались над своей жизнью, они бы руки на себя наложили! И он тоже будет нищим, станет питаться корками и пить пустой кипяток, без заварки. Нищими были и более именитые люди, чем он.