Безнадежно одинокий король. Генрих VIII и шесть его жен

Помимо молитв и сочинения баллады ее волновало еще одно земное дело. Она умоляла одну из тюремных прислужниц испросить прощения у Марии за несправедливо нанесенные ей обиды и жестокое обхождение. Анна желала покаяться перед Марией, дабы успокоить свою совесть. Служанка обещала выполнить просьбу обреченной. К пяти утра солнце озарило Белую башню, а комендант Кингстон уже чувствовал изнеможение, представляя, сколь обременительным будет грядущий день. У распорядителя казни королевы было множество забот, в том числе протокольного характера: следовало достойно принять и разместить вокруг эшафота высокопоставленных свидетелей согласно титулам и званиям; разложить в бархатные мешочки выделенные королем двадцать фунтов золотом, которые Анне положено милостиво раздать перед смертью; задрапировать эшафот черной материей. Кроме того, Кингстон до рези в глазах изучал древние хроники, где описывались казни королей, дабы не упустить какую-нибудь важную деталь.

Вдобавок он должен был встретить французского палача и ознакомить его с тонкостями протокола, проследить за подготовкой могилы и доставкой гроба… Кингстон пребывал в сильнейшем смятении, поскольку не получил указаний от короля Генриха по поводу могилы и гроба, а ведь тело королевы надо будет куда-то положить.

Он с ужасом чувствовал, что не успевает сделать все к назначенному сроку. А потом пришло утешительное известие: король перенес время казни с девяти часов утра на полдень. Но опять ни словом не упомянул о гробе!

Кингстон поспешил к Анне, чтобы сообщить об очередной задержке. Она выглядела разочарованной.

— Я надеялась, что к полудню уже буду избавлена от мучений, — печально сказала она и вдруг, бросившись к своему тюремщику, прошептала: — Я невинна! Невинна, невинна! — Анна пылко повторяла это слово, схватив Кингстона за руку и сильно сжимая ее, а потом ее настроение резко сменилось, что было ей свойственно, и она спросила: — Это очень больно?

— Нет, — вяло ответил комендант. — Все закончится мгновенно. Боли не будет, вам предстоит изысканная процедура.

Она обхватила свою шею руками.

— У меня тонкая шея! — воскликнула она. — А топор такой толстый и грубый.

— Разве вам еще не сообщили? Король постарался избавить вас от топора. Он послал во Францию за фехтовальщиком.

— Ах! — По лицу ее скользнуло легкое подобие улыбки. — Король неизменно относится ко мне как добрый суверен и благородный господин. — Она расхохоталась ужасным, пронзительным смехом, который оборвался так же внезапно, как начался. — Вы можете передать его величеству мои слова?

Кингстон кивнул.

— Скажите, что ему неизменно удавалось осыпать меня благодеяниями: возвысив мою скромную долю, он сделал меня маркизой, затем королевой, и вот, когда на земле не осталось более почетного титула, он решил подарить моей невинной душе корону святой мученицы.

И она изящно склонила голову.

— Никогда я не видел осужденных, которые ждали бы смерти с безмятежной радостью и удовольствием, — пораженный силой ее духа, пробормотал он про себя.

Тюремщик уже направился к выходу, но его остановил ее голос.

— Господин Кингстон! Господин Кингстон! Людям ведь не составит труда подыскать для меня новое прозвище. Вероятно, теперь я стану на французский манер… la Reine Anne sans tкte… или попросту Безголовой королевой Анной!

В суеверном страхе он захлопнул за собой массивную дубовую дверь, но она не могла заглушить резкий смех обреченной.

* * *

Все это потом рассказывал мне сам комендант. А на казни я присутствовал вместо короля. К полудню Генрих облачился во все белое. Я не осмелился спросить почему, но он выбирал одежду с такой скрупулезной сосредоточенностью, словно исполнял тайный ритуал. Он вел совершенно затворническую жизнь последние три дня, начиная с казни пятерых придворных и заканчивая ветреным грозовым днем, когда ожидалось прибытие фехтовальщика из обители Святого Омера, но корабль из Кале задержался. А теперь Гарри дотошно и методично готовился нарушить уединение. Он держался невозмутимо, но меня потряс его вид. За эти три дня он постарел лет на десять.

— Сходи туда вместо меня, — велел он. (Не имело смысла уточнять, куда именно он посылает меня.) — Да держи там глаза и уши открытыми. Потом все мне расскажешь. Я отправлюсь в Вестминстер. Возможно, проедусь верхом.

Да, свежим майским утром любо-дорого прогуляться, луга уже приукрасились цветущими фиалками и мятой. А с юга дул теплый ветерок.

Для смерти в такое утро потребуется исключительное мужество.

* * *

В полдень открылась дверь покоев королевы, и Анна вышла в сопровождении своих единственных подруг, сестры Томаса Уайетта и Маргарет Ли. Безупречный и изысканный наряд напомнил всем об уникальной способности королевы — при желании излучать красоту. Нас поразили и румянец ее щек, и сияние глаз; она выглядела цветущей и оживленной в сравнении с собравшимися на лужайке людьми. Лица у них были скорбными.

Дабы облегчить задачу палачу, она надела платье с глубоким вырезом, выставив напоказ тонкую шею.