Безнадежно одинокий король. Генрих VIII и шесть его жен

Дженни вела себя на редкость капризно. Она требовала то земляники, то вишни, то зеленого горошка, то ей вдруг до смерти хотелось жаркого из перепелок. Однако все ее желания мгновенно исполнялись. Я посылал срочных гонцов во Францию за ранней вишней и зеленым горошком и в Кале за перепелками. Комендант Кале доставил ко двору три дюжины упитанных перепелок (приобретенных во Фландрии), тщательно исполнив все указания относительно того, как довезти их живыми от Дувра до Лондона и как скоро после забоя их приготовить. За один присест королева съедала полдюжины пташек, весело посмеиваясь как над своими капризами, так и над изменившимися вкусами.

Я ни в чем не мог отказать ей. Народ ликовал, предвкушая скорое появление неоспоримого наследника трона.

Беременность Джейн протекала хорошо и спокойно. Почему же тогда, почему…

* * *

Позвольте мне коротко описать последующие события, поскольку излишние подробности разбередят старые раны.

Благополучная беременность Джейн завершилась тяжелыми родами, которые, казалось, никогда не закончатся. Они затянулись на три дня и две ночи, и в последние сутки ее силы настолько истощились, что почти не осталось надежды на выживание. Среди наших лекарей уже ходили разговоры о возможном вскрытии и извлечении ребенка. До сих пор некоторые злопыхатели утверждают, что я приказал: «Любыми средствами спасайте младенца, очередную жену найти проще». Это показывает, какую ненависть питали ко мне враги.

На самом деле я вообще не отдавал никаких приказов, и меня не ставили перед таким выбором.

После затяжных родов на свет появился мальчик — здоровый и крепкий. Разрешившись от бремени, Джейн почувствовала себя лучше. На холмах вокруг Лондона запылали костры; громыхнула пушка.

На свет появился принц!

Король Генрих VIII обрел наследника.

* * *

У меня родился сын! Я вновь и вновь повторял эти слова, и их великая простота защищала меня, как щит.

Я держал его на руках и умилялся тому, как он прекрасен и совершенен. Ни Екатерина, ни Анна не могли родить мне сына… для его появления, видимо, нужен был праведный брак.

Малыша надо назвать Эдуардом. Он увидел свет в канун дня святого Эдуарда, кроме того, так звали моего деда. Я тихо сообщил об этом на ухо Джейн, отдыхавшей на роскошной, украшенной резьбой кровати. Моя Дженни снова со мной! Она улыбнулась и согласно кивнула.

* * *

Через три дня в дворцовой церкви Хэмптон-корта состоялась торжественная церемония крещения принца. Его крестными отцами стали герцог Норфолк и Кранмер, Мария была крестной матерью. Джейн, укрытая малиновой, отделанной горностаем бархатной мантией, лежала в своих покоях на высоких подушках, ожидая, когда ей принесут Эдуарда, чтобы благословить его на предстоящую церемонию. Я находился рядом с ней. Позже она наблюдала за праздничным обрядом с королевского кресла. Моя жена радостно улыбалась, и отблески факельного света отражались в ее веселых глазах. Могу сказать вам, что тогда она прекрасно себя чувствовала. Она казалась вполне здоровой.

Но к вечеру у нее началась лихорадка, и состояние королевы заметно ухудшилось. Сильный жар подорвал силы, восстановившиеся за три дня после рождения Эдуарда.

Болезнь усугубило общее истощение, потом начались галлюцинации. Девять дней Джейн промаялась в бреду, пребывая между тем и этим светом.

Двадцать четвертого октября она покинула наш мир.

Уилл:

Люди вечно стараются найти виноватого. Одни винили «слуг, из-за чьей нерадивости королева простудилась». К тому же они, дескать, подавали больной без разбору любую еду, какая только приходила ей на ум. Приверженцы монашества и паписты называли Джейн реформаторшей и полагали, что она встретила справедливую кончину (вверив душу Господу). Враги Генриха называли это местью Екатерины и Анны (объединившихся ради такого случая?).

Простой люд, по-прежнему любивший Генриха (несмотря на чаяния его недругов), постарался превратить эту трагедию в чудную романтическую историю. Уже через несколько дней после смерти королевы Джейн о ней запели баллады — и одну из них не забыли по сей день (в отличие от той, в которой попыталась увековечить свою память Анна).