Безнадежно одинокий король. Генрих VIII и шесть его жен

Я видел ее вчера. Нет, то был не сон, я совершенно уверен. Я даже не мечтал о встрече (о чем грезил постоянно). И вдруг… Джейн прошла в ворота на Лондонском мосту. Это был настоящий подарок для меня. Я вымолил мгновение у небытия. Я не смог поговорить с ней, не смог задать терзавшие меня вопросы. Но она явилась передо мной. И выглядела… счастливой. Это показалось мне ужасной изменой, разве могла она быть счастлива?..

Моя вера подобна тепличному растению. Она не выдерживает зимних морозов. До сих пор я не ведал истинной природы Бога. Он не являет нам Свое милосердие, Он жесток и суров. И никто не может предсказать Его деяния ни посредством молитвы, ни достижением высшего знания или прозрения…

Я попал в плен этих мыслей, их вереницы опутали меня, словно цепями, приковав к пыточному столбу в подземелье донжона. Я чувствовал себя закованным в кандалы, оцепенелым узником, вокруг которого кишат полчища крыс — воспоминания, желания и утраты, которые беспрепятственно и своевольно терзают и ослабляют меня.

Но вот однажды ночью произошла удивительная перемена. Я проснулся февральским утром — спустя почти три месяца после смерти Джейн, — полный сил и дикого раздражения. Глянув на висевшее на дальней стене распятие, я испытал презрение к Христу. Я мог бы убить Его, если бы Он уже не был мертв.

С пренебрежением я окинул взглядом черные завесы на стенах.

«Ты думаешь, что я буду рыдать и тосковать? Нет! Никогда больше Ты не дождешься такого удовольствия, не получишь от меня столь щедрого жертвенного дара!»

Так я обращался к Богу. Я презирал Его и самого себя за все мои униженные слезы и мольбы к Нему. Как Он, должно быть, наслаждался ими! Как смеялся над моими молитвами, когда я просил Его сохранить жизнь Джейн; с каким удовольствием, должно быть, созерцал Он мои страдания, усугубляемые стократ этими отвратительными черными тряпками. Бог лишил меня Джейн, и теперь я лишу Его своей веры.

«Я буду служить другому господину», — мысленно пригрозил я Ему. Судя по легендам, этого могло быть достаточно, чтобы вызвать силы преисподней. В то же мгновение князь тьмы (или один из его демонов) мог явиться передо мной с готовым договором. В нем могли быть указаны особые условия: столько-то дней и столько-то лет в обмен на одну (единственную) бессмертную душу Верховного и Могущественного суверена Генриха VIII, короля Англии, правителя Уэльса и Франции, что удостоверяется ниже самоличной подписью…

Но никто не явился. Не повеяло дымком, не пахнуло серой. Это разозлило меня еще больше.

«Так вы оба равно ненадежны, — мысленно выдавил я, зло усмехнувшись. — По крайней мере, ты, дьявол, мог бы удостоить меня хоть кивком. Я-то всегда устраивал пышные приемы иностранным правителям. А ты вот адски прижимист».

Тогда я не стану служить никому, кроме самого себя. Я буду наносить сокрушительные удары недругам, потворствовать любым страстям и прихотям, какие взбредут в мою буйную голову. Мне захотелось разрушить, уничтожить всю окружавшую меня гнилостную мерзость. Если не осталось благости в этом мире, то нечисти в нем хватало с избытком, и я потрачу на борьбу с ней все свои силы. Не во имя Господа — этого предателя, этого убийцы, — но во имя самого себя: короля Генриха VIII.

XVII

Я распорядился покончить с трауром, в который двор был погружен по моему повелению даже в рождественские праздники. (Может, это огорчит Господа? Вот и хорошо!)

Мы с Кромвелем возобновили совещания. Многое шло своим чередом: епископы завершили свое толкование «Десяти статей веры» для установления христианского спокойствия и изложили их в труде, названном «Епископской книгой». Она предназначалась для разрешения мирских вопросов и ждала лишь моего одобрения. Много больших монастырей сдали свои позиции: Уолли, Жерво, Киркстед, Льюис. Богатые трофеи. Я радовался их крушению. Мне хотелось слышать скрежет выворачиваемых из стен камней, глядеть, как падают на землю и разлетаются на тысячи разноцветных осколков витражи. С удовольствием посмотрел бы, как «чудотворные» статуи с тайными пружинами и сосудами «для слез» обугливаются на кострах, которые сложены из разломанных монастырских клиросов и великолепных священных облачений!