Безнадежные войны. Директор самой секретной спецслужбы Израиля рассказывает

Вступив в должность руководителя «Натива», я ввел традицию раз в год отмечать День «Натива», как это принято в других подобных организациях. Речь шла о торжестве, на которое собирались все пенсионеры и ветераны «Натива», работники и представители организации за границей, и приглашенные гости, а также руководители других подобных структур. На торжество приглашали главу правительства. Я помню, как на одно из этих торжеств Рабин прибыл после семичасового полета, по-моему, из одной из арабских стран. Яков Пери, директор Службы безопасности, позвонил мне незадолго до начала мероприятия, извинился, что не может прийти, так как после перелета очень устал. А Ицхак Рабин, по-молодому, легким шагом, взлетел на трибуну и произнес великолепную речь, без всякой бумажки, не официальную, а трогательную, дружескую, от всего сердца. До сих пор все мы, бывшие там тогда, с волнением вспоминаем этот вечер. Единственное, о чем Рабин просил – это дать ему еще и еще кофе и беспрерывно курил, сигарета за сигаретой. После своей речи он извинился: «Яша, я не могу остаться. Не потому, что я не хочу, у меня есть еще дела в Иерусалиме. Я должен продолжать работать, меня не было слишком долго». Я проводил его до машины, и он уехал в Иерусалим.

Я всегда восхищался работоспособностью этого человека – в те годы ему было больше семидесяти, а он работал по двадцать часов в сутки, с огромным физическим напряжением, и при этом всегда был бодр и готов к новым начинаниям. Позже я сравнивал отношение Рабина к делам с отношением тех, кто пришел за ним. Как разительно отличались от него наши последующие руководители! В них не было ни той человечности, ни той теплоты, ни той высочайшей степени ответственности и заинтересованности в отношении к государственным делам, которые были так присущи Рабину. Да и к «Нативу» они относились совершенно иначе.

Наша последняя встреча с Рабином произошла накануне Еврейского Нового года, в 1995 году. Он посещал все вверенные ему службы, поздравляя работников с наступающим праздником, и приехал к нам тоже. Мы все собрались на крыше нашего здания. Рабин сказал, что приехал на полчаса, потому что ему надо ехать дальше. В своем поздравлении он сказал то, чего мы не слышали ни от кого ни до этого, и, конечно же, после. «Вы делаете самое важное, после обеспечения безопасности, для государства Израиль дело, – сказал нам Ицхак Рабин. – И знайте, мы верим в вас и надеемся на вас». Нас очень тронули и ободрили его слова, уважение к нашей деятельности и ее высокая оценка.

Прошло полчаса, час, а Рабин просто не хотел уходить. Он ходил между нашими работниками, беседовал, расспрашивал. Его помощники и охрана уговаривали его идти. И я просил его: «Господин премьер-министр, вас ждут». А он взглянул на меня и сказал, смущенно улыбаясь: «Я знаю. Но мне так хорошо среди вас». В конце концов он нехотя ушел, как будто предчувствуя, что все это – в последний раз. Через месяц его убили. Вместе с ним убили то прекрасное, что было в государстве Израиль, которое я знал. Вместе с ним убили то человеческое, теплое и искреннее отношение, которое мы получали. Никогда больше ни мы, ни проблемы, которыми мы занимались, не вызывали такого искреннего интереса и не пользовались такой поддержкой у главы правительства.

42

В вечер покушения на И. Рабина я был дома. Я обычно не хожу на демонстрации, тем более политические. Вдруг в новостях сообщили о покушении на премьер-министра на площади Царей Израилевых и о том, что И. Рабин ранен и находится в больнице. Через некоторое время началась трансляция из самой больницы. И тут я увидел знакомое лицо Эйтана Хабера, слушал его слова и не мог поверить услышанному. Мне трудно смириться с этим и по сей день. Я был знаком с системой личной охраны премьер-министра и знал многих ребят из личной охраны, с которыми не раз встречался при различных обстоятельствах. Я не специалист по личной охране, но представлял себе ее основные принципы, так как не раз принимал участие в визитах на высшем уровне. Целый ряд вещей вызывал у меня недоумение, но я предпочитал не вмешиваться. И без этого у меня было достаточно трений и профессиональных споров со службами.