Но один случай врезался мне в память. В один из вечеров, летом 1995 года, Ицхак Рабин позвонил мне домой и сказал, что завтра в Иерусалиме пройдет вечер памяти сенатора Генри Джексона. Он просил меня подготовить несколько пунктов для своего выступления и приехать в Иерусалим. Я приехал в гостиницу, где должно было проходить мероприятие. Поскольку я приехал заранее, у меня было время, я покрутился в зале и возле него. И вдруг я заметил хорошо известного мне Авигдора Эскина. Я познакомился с ним, как с одним из первых активных молодых ребят из религиозного движения в Москве, в группе, организованной Эльяху Эсассом. Я слышал также о его политической деятельности после приезда в Израиль, которая отличалась крайним экстремизмом, иногда даже более крайним, чем у Меира Кахане. Я знал о провокационном порядке его действий и его принадлежности к самым крайним правым группам в Израиле. Я подошел к одному из ребят личной охраны Ицхака Рабина и, указав на Эскина, попросил обратить на него внимание. Меня очень удивило, что охранник даже не имел понятия, о ком я говорю. Другими словами, наиболее агрессивно настроенные против Рабина личности вообще не были известны охране премьер-министра. В нескольких словах я объяснил охраннику, кто такой Эскин, и попросил не спускать с него глаз и не давать приблизиться к премьер-министру. Охранник сказал, что все понял и что он этим займется. Зал постепенно заполнился, и Эскин уселся чуть в стороне, метрах в трех перед Рабином. Оказалось, что охранник не предпринял ничего. Он ничего не сказал полицейским, стоящим вместе с другими работниками охраны премьера у входа в зал. Никто не обыскал Эскина, не заставил его сесть в конце зала, подальше от Ицхака Рабина. Никто из охраны премьер-министра не находился в постоянной близости к Эскину, чтобы обезопасить его в случае необходимости. Охранник стоял в двух метрах в стороне от Ицхака Рабина. Эскина и Ицхака Рабина разделяли всего около трех метров, и между ними не было никого из охраны. В середине выступления Ицхака Рабина Эскин вскочил и начал выкрикивать обвинения и оскорбления в адрес Рабина. Охранник напрягся и немного приблизился к Ицхаку Рабину. Через минуту полиция добралась до Эскина и вывела его из зала. А я думал про себя, что бы было, если бы Эскин не ограничился криками и оскорблениями?
Такова была тогда общая атмосфера и профессиональный уровень личной охраны премьер-министра Израиля. Услышав о покушении и увидев происходящее по телевизору, я не был удивлен. Мне было больно от того, как глупо и нелепо мы потеряли нашего премьер-министра, да еще какого премьер-министра. Мне было больно еще и потому, что я знал, как Рабин ценил и как он полагался на Службу безопасности. Они были хорошие ребята, но было что-то порочное в их профессиональном подходе, в их излишней самоуверенности, которые приводили к пренебрежению и беспечности. Выход, который нашла Служба безопасности после убийства Рабина для обеспечения охраны премьер-министра, – это больше перестраховка, чем попытка противостоять реальным угрозам.
Как-то раз я сказал Рабину, вернее, выразил предположение, что Служба безопасности иногда действует вопреки указаниям премьер-министра Израиля. Рабин удивился и попросил своего военного секретаря, Дани Ятома, провести проверку. Дани Ятом написал письмо начальнику Службы безопасности: «Во время рабочей встречи с директором «Натива» последний поднял такие-то вопросы. Что вы можете сказать по этому поводу?» Получив копию письма, я понял, что практически все потеряно. Служба безопасности сама не признается в том, что они нарушают указания премьер-министра. Тут же со мной связались ребята из Службы безопасности и попросили, чтобы я объяснил, что я имел в виду и какие примеры нарушений у меня есть. Хотя у меня были факты, я ответил, что это были только мои предположения. Просто в некоторых своих операциях сотрудники Службы безопасности оставили слишком много следов, по которым я быстро вычислил, что, как, с кем и для чего они делали. Но я уже понял, что не с кем говорить. Я не буду раскрывать людей, и если таковы правила и все готовы закрывать глаза, то я не собираюсь в данный момент воевать с этим.