Безнадежные войны

Еще в мой самый первый вечер в Москве я говорил с женой Эдит по телефону из гостиницы и сказал ей, посмеиваясь, что уж от чего я точно не буду страдать в Советском Союзе, так это от одиночества: «товарищи» меня одного не оставят. Так оно и было все время. Обычно наружное наблюдение состояло из трех групп на трех машинах: две в непосредственной близости, третья – на расстоянии, готовая двигаться по мере развития событий. Не исключено, что были еще машины наготове, но на значительном расстоянии. Как-то мы ехали на встречу с евреями с обычным «сопровождением», и я не знал этого района. Не со всеми районами огромной Москвы я был знаком, особенно с новыми, построенными после моего отъезда. Я остановил машину и спросил у прохожего, где нужная мне улица. Когда я тронулся с места, то заметил в зеркале, как одна из машин «наружки» остановилась, из нее выскочили два человека, прижали к забору беднягу, с которым я разговаривал, и начали что-то выспрашивать и записывать. Я увидел, как перепуганный прохожий вытащил что-то из кармана, видимо, документы. Принцип был ясен. Теперь на каждом повороте я останавливался на минуту и спрашивал что-нибудь у прохожих. Сценарий раз за разом повторялся. Я видел, что «наружка» в растерянности. Они вызвали группы подкрепления, потому что не могли выдержать моего темпа. Примерно через двадцать минут, задав вопросы нескольким десяткам людей, остановленных «наружкой», я прекратил это издевательство. Как правило, я никогда не пытался уходить от слежки без надобности. В конце концов, они выполняют свою работу, и, если это не слишком важно, не стоит их дергать.

Я привык к слежке и не обращал на нее особого внимания. Мы знали, что следят главным образом за сотрудниками «Натива» и работником службы безопасности. Через месяц слежка стала более жесткой и открытой, даже угрожающей и в основном сосредоточилась на мне. Все прежние группы наружного наблюдения заменили, а новые буквально прилипли ко мне. Когда я заходил в лифт, один из них заходил со мной. Расстояние между мной и ними не превышало двух метров. Если я шел пешком, я буквально наступал на их тень. Сначала я не понимал, в чем причина такой слежки. Неужели чтобы напугать меня или заставить нервничать? Но со мной это было нереально. Наконец я, кажется, понял. Как раз в то время в Израиле исчез вместе со всей своей семьей один из советских разведчиков, который работал под прикрытием работника делегации Русской православной церкви в Иерусалиме. Я случайно узнал об этом случае, когда был в Израиле. С точки зрения советских властей, он исчез, и они не знали, что с ним и где он. Я истолковал такое необычное внимание к своей персоне со стороны советских спецслужб как подготовку на случай торга с израильскими коллегами по поводу их исчезнувшего разведчика. Другого логичного объяснения у меня не было. Ощущение было неприятным. Я не мог ни с кем поделиться своими опасениями, даже с офицером службы безопасности из нашей делегации. Согласно последующим публикациям, перебежчик перебрался в другую страну. А плотная слежка за мной продолжалась все время, пока я не вернулся в Израиль.

В день возвращения в Израиль я стоял на гостиничной лестнице и ждал члена делегации, который должен был отвезти меня в аэропорт. Слева от меня, на расстоянии метра, стоял кто-то из группы внешнего наблюдения. Не глядя на него, я сказал вслух: «Все. Еще полтора часа, и я уже буду отдыхать в самолете, а дальше домой». Он не удержался и отреагировал: «И мы тоже наконец-то отдохнем, загоняли вы нас до смерти». Я ответил: «И вы еще жалуетесь? Вы меняетесь дважды в сутки. Посмотрите, сколько вас, а я один». Он вздохнул и согласился: «Верно. Тяжелая у вас работа. Но и мы тяжело работаем. Но ничего. Еще два часа, и мы отдохнем. Хорошего вам отпуска». Ну просто идиллия! Они «вели» меня до паспортного контроля и оставались в аэропорту до взлета самолета. Когда мы взлетели, я облегченно вздохнул. Все напряжение последних недель вдруг спало. Я сразу же задремал и спал так до самой посадки в Вене. Когда я вернулся через неделю в Москву, слежка возобновилась в привычной форме обычными группами. Людей из спецгруппы мне довелось увидеть еще раз совершенно случайно. Я заметил, как они мчались за кем-то в своей машине. Когда я вернулся в Москву, советские власти уже знали, что произошло с их разведчиком.

Естественно, я доложил об этом в Службу безопасности. После этого Давид Бартов рассказал мне, что сотрудники Службы безопасности доложили главе правительства, что такая слежка была установлена из-за того, что я вывез Тору. Мы посмеялись над этими выдумками. Видимо, привычка представлять вещи так, как тебе удобнее, и спихивать вину на других все еще была сильна. Но понять, как можно лгать главе правительства, я так и не смог.