Безнадёжная любовь

Никита, почти не обратив на записку внимания, покрутил ее в руке, разглядел на другой стороне бумажки написанный карандашом бабушкиным почерком полустершийся номер телефона и разъясняющий комментарий «РЭУ, слесарь».

– Что мы с ними будем делать? – посмотрел он на разбросанные по полу листочки.

– Отложи! Я потом посмотрю.

Никита собрал бумажки в стопочку, выровнял, ударяя по коленке разлохматившимися краями. Потом Аня так и связала их прежней, еще бабой Симой приспособленной белой ленточкой и убрала подальше, не разобрав, не просмотрев.

4

За год Никита сильно изменился. Аня с волнением подмечала его новые привычки, вдруг появляющиеся неожиданно, ниоткуда. Он не мог их перенять, они возникали внезапно, сами собой, долгие годы тщательно сохраняемые той неизведанной частью памяти, которая непременно живет в каждом человеке, век за веком отсчитывая свое существование в нескончаемой череде поколений. Он стал сдержанней и скрытней, голос выровнялся, зазвучал необычайной, поразительной теплотой и нежностью. Никита даже сам порой стеснялся его манящей певучести и бархатности. Он думал: у парня должен быть резкий, твердый голос, он еще не понимал всей ценности подарка, уготованного ему природой, но слишком, слишком скоро научился одинаково ровно и прекрасно произносить нежности и гадости, поражая удивительным тембром и мягкостью. Когда ему что-то не нравилось, Никита как-то по-особому морщился, презрительно и мрачно, а губы его неприятно вздрагивали на мгновенье, обозначая безжалостную усмешку. Конечно, он не всегда был такой, и Аня по-прежнему легко угадывала упрямо скрываемые им настроения. Его короткого взгляда оказывалось ей достаточно, чтобы понять или ощутить владеющие им чувства.

Никита уже учился в одиннадцатом, когда неожиданно, без предварительных предупреждений и намеков, привел домой Инну. Обычно он предпочитал не знакомить мать со своими девчонками. Инна только в первые минуты выглядела смущенной и робкой, то слишком смелея, то неприметно затихая, потом освоилась, стала собой и не понравилась Ане.

Инна не считала себя писаной красавицей, но, сразу видно, она не жалела об этом и не расстраивалась по таким пустякам, она принимала себя, как есть. И пусть иногда бывала она излишне резкой, нескладной, чрезмерно шумной, но зато веселой, общительной, раскованной, импульсивной, классной. С первого взгляда казалось, что она крутила Никитой, как хотела. Аня тоже так подумала. Инна вечно что-то предлагала ему, куда-то его волокла, куда-то звала, а он принимал ее выходки с молчаливой покорностью и послушно следовал за ней. Только позже Аня начала замечать, как эти два не по годам опытных и мудрых актера играли сами с собой и друг с другом, не забывая производить впечатление на окружающую их публику.

Никита вел себя непривычно невозмутимо. Он легко прощал Инке мелкие капризы и обиды, хотя, может, только старался легко прощать. А ей казалось, он слишком равнодушен, слишком спокоен. А он не должен быть спокоен, когда рядом с ним есть она, невероятная девчонка Инка! Он должен мучиться, сгорать от любви, маяться, ревновать, он должен сходить от нее с ума. Что за снисходительные, бесчувственные взгляды? Разве можно на нее так смотреть: не восхищенно, не преданно? И она дразнила его, придумывала невероятные истории, как бы между прочим, упоминала об интересующихся ею мальчиках из класса. А он все так же невозмутимо слушал ее и прощал, прощал разыгрываемую неверность, обманную откровенность вымышленных романов.

Увлеченная страстным сражением за беспредельное поклонение, стараясь непременно добиться ярких и хорошо видимых результатов своей власти над ним, она не замечала, как сильно он ее любит. Она не слышала, как все в нем молчаливо кричало о том, ей казалось его покорность и всепрощение рождены равнодушием. Она хотела играть им и не понимала, что давно уже делает это.

– Ты знаешь, мне больше нравятся мужчины, которые меня старше, – невинно заметила Инна, будто разговаривала со своей подружкой. – Причем, намного старше.

Никита усмехнулся. Он был на два месяца младше Инны и сейчас проклинал себя за это.

– Ну, что ты молчишь? – возмутилась Инна: неприятно дрогнули губы – и это все?

– А что говорить? – Никита постарался сохранить обычную ровность голоса. – Найди себе какого-нибудь старичка, если нравится.

Сначала Инна с удовольствием послушала его умопомрачительный голос, потом осмыслила произнесенную фразу.

– А что? – и не думая обижаться, воскликнула она. – У меня есть один на примете. Кстати, совсем не старый. Ему всего сорок семь. Мужчина в самом расцвете. Обалдеть! Ты бы только видел!

Никита удивленно уставился на подружку.

Сорок семь? Это же тридцать лет разницы!

– Кстати, ты на него немного похож, – довольно добавила Инна. – Нет, ты бы только видел! Мы с ним познакомились в баре. Ты знаешь, под аркой. У меня даже дух захватило!

Кажется, у нее действительно захватило дух, иначе бы она остановилась, стоило только заглянуть в устремленные на нее, полные мучительного страдания глаза.

– А ты, правда, на него похож.