Безнадёжная любовь

Он смутно представлял, где хранятся семейные фотографии. Да и хранятся ли! Невероятно легко было как-нибудь случайно выбросить их, или даже неслучайно потерять. Не без труда он отыскал старую, помятую коробку, с удивлением узнавая ее, и из вороха блестящих черно-белых и изредка цветных, плотных, непослушно выгнутых листов выбрал свои фотографии, навечно сохранившие мгновения, когда ему только исполнилось шестнадцать. С небольшого, стандартного снимка самоуверенно и нахально глянул на Богдана мальчишка, встреченный им сегодня на улице.

Конечно же, он не знал, как начать разговор. Прикидывая в уме различные варианты, через некоторое время он безжалостно отбрасывал их, поражаясь неестественности и затертости слов и невероятности ситуации. А вдруг он вбил себе в голову невозможное, и она только посмеется над его безумными выдумками? Разве она могла вести себя искренне и просто, скрывая такую тайну? Он бы сразу заметил, если бы между ними существовала какая-то необычная недосказанность. Хотя, нет. Это раньше он бы заметил, но не теперь. Он ведь почти не знает ее, сегодняшнюю.

Почему он не может спросить прямо? «Знаешь, я уже не первый раз слышу, уже не один человек сказал мне, что твой сын похож на меня. И я начинаю думать, уж, действительно, не мой ли он». Что она ответит? Улыбнется. «Вот выдумал! Это ребенок мой и моего мужа. Бывшего мужа. Фантазер!»

Аня открыла дверь, и он сразу заметил: она чем-то расстроена и обеспокоена.

– Что-то случилось?

– Нет. Почти ничего. Просто, мой сын не такой паинька, как мне бы хотелось.

– Думаю, все сыновья такие. Я тоже никогда не был паинькой.

Ничего странного не произошло. Аня не отреагировала на его намек, не насторожилась, не удивилась, произнесла, улыбнувшись:

– А об этом я давно догадалась, – и, чуть помолчав, продолжила: – Представляешь, Сашка на днях заявила мне, что, кажется, выходит замуж. «Кажется».

– Аня! – ее имя прозвучало слишком значительно и твердо, и она стала серьезной.

– Что?

Богдан молчал. Он никак не решался высказать вслух свои мысли. Он не представлял, что будет делать, если услышит «да» в ответ на свой вопрос. Но «нет» пугало его тоже.

– Я сегодня встретился на улице с твоим Никитой.

– Почему ты рассказываешь мне об этом? Он что-то натворил?

– Нет. Ничего. Но его приняли за моего сына.

Он не отводил взгляда от ее лица, и Аня досадливо качнула головой.

– Не смотри на меня так. Не надо изучать мою реакцию. Мне неприятно. Ты решил сказать и поглядеть, что я сделаю? Узнать по моему лицу, прав ты или нет в своей безумной догадке. Я ошибаюсь?

– Нет, – он был несколько смущен, но по-прежнему тверд.

– Ты хочешь узнать… – Аня замолчала, ожидая от Богдана продолжения фразы. – Говори же! Может, я не понимаю тебя.

У него не хватало решимости даже самому себе произнести эти слова, он боялся, что окажется прав или нет. Они звучали невероятно, непонятно, необъяснимо. Губы не могли выговорить их.

– Это мой сын?

Уголки Аниных губ слегка выгнулись вверх. Какая странная улыбка!

– Не знаю.

Оказывается, возможно и такое – ни «да», ни «нет». Только разве это похоже на ответ – «не знаю»?

– Я же была замужем. И Никита вполне может быть Алешкиным сыном.

– Да, – задумчиво соглашается Богдан.

Все та же неопределенность вместо ясности и точности.

– Ты тоже так думаешь? – Анины брови изумленно поднялись. – Одна я – дура. Неверная жена. Пропащая женщина. Я все время считала, что он твой. Спасибо, ты помог мне понять мою ошибку! – она вдруг опомнилась, испугалась, но не замолчала, а торопливо продолжила, растерянно и виновато: – Господи! Да не слушай же ты меня! Я не ожидала, что ты спросишь. Совсем не ожидала. Вот и наговорила невесть что от страха. А ты сам действительно хочешь об этом знать?

Аня поняла, что беременна, почти сразу после отъезда, и, конечно, сразу задалась вопросом, чей это ребенок. Как честная и порядочная жена, она, несомненно, должна была молить о том, чтобы это оказался ребенок ее мужа. Но она недоуменно вслушивалась в себя, не в силах понять, кого хотела бы видеть отцом своего второго, неожиданного дитя. Она так и не ответила себе на мучавший ее вопрос.

Она сказала Алешке, что ждет ребенка, и он обрадовался, рассуждая, что второй обязательно должен оказаться сыном, а какой отец не мечтает о сыне. Он был доволен, когда его надежды оправдались, и только Аня со временем начала понимать: Алешка, видимо, так и не дождался наследника, а родившийся у его жены ребенок является сыном другого отца. Она не настолько была неуверенна в этом, как говорила сейчас Богдану.

И зачем он только догадался? Разве не лучше ли было ему ничего не знать? Да и она сама могла бы сдержаться, сказать, что он бредит, выдумывает всякую ерунду, а она глупо проболталась, добавив себе новых проблем. К чему ему точный ответ? Для торжества правды и справедливости? Пусть сомневается. Тогда он сам сможет решить, нужен ли ему сын. Если не нужен, пусть убедит себя, что это чужой ребенок. У него есть такая возможность. А если нужен… Что тогда?