Безобразная Эйвион, или Сон разума

– Ну, тогда проявляй послушание, молча делай, что тебе говорят, и гордость свою не показывай. Иначе разговор у них будет короток. Женщины у арканов другое положение имеют, и знатных среди них нет. Помрёшь ни за что. А жизнь – она длинная. Надо уметь терпеть.

Эйвион помолчала немного.

– А сир Гарет?.. – тихо спросила она.

Ивор покачал головой.

– Нет. Удивительное дело: стрела точно в глаз попала. В темноте, да в тумане. Ни один человек так выстрелить не может. Не иначе – воля богов.

У Эйвион к горлу подступил комок.

– А Корах? Айрис?

– Их не видел.

*       *      *

– А долго ли нам плыть?

– Кто знает. О кораблях Морского народа говорят, что они быстрее ветра.

Они плыли около недели. Так, во всяком, случае, показалось Эйвион, но точно она не знала. Она засыпала и просыпалась, время от времени замечая, что свет, пробивавшийся между палубных досок, более ярок, или наоборот, тёмен. Один раз корабли попали в бурю: качало невероятно, доски скрипели, вода лилась сверху потоками, волны били так, что казалось: ещё немного, и кораблю придёт конец, снаружи дико свистел ветер – даже здесь, в закрытой со всех сторон клетушке, закладывало уши. Пленники молились, взывая к Матери Боанн и всем водяным исбри, кто громко, кто про себя, еле шевеля потрескавшимися губами.

За всё время их так и не выпустили наружу, и мышцы у Эйвион совсем затекли. Комнатка, в которой их держали, была небольшой, примерно шесть шагов в длину и три в ширину, с толстым столбом мачты посередине. Встать во весь рост здесь не получалось, но лишь сильно наклонив голову. Ходить взад и вперед тоже было затруднительно – мешали ноги сидящих и лежащих солдат, но делать это иногда приходилось: в дальнем конце комнаты была дырка в полу, заменявшая отхожее место. Двери в комнате не имелось, лишь четырёхугольный люк сверху, через который пленникам один раз в день бросали еду и бурдюк с водой. Еды едва хватало на всех: по маленькому кусочку вяленой рыбы, вызывавшей жажду, а вода попахивала затхлостью. Было очень жарко и душно, особенно последние два дня пути, а когда открывался люк, Эйвион видела безоблачное белёсое небо, с которого палило солнце. Некоторые из пленников скидывали грязную вонючую одежду, раздеваясь чуть не донага; Эйвион с трудом сдерживалась, чтобы не последовать их примеру. Её платье превратилось в корку, а тело нещадно чесалось.

Крышка люка с грохотом откинулась в сторону.

– Выходить!

Пленники один за другим выбирались наружу: по очереди вставали под люком, и их за руки вытягивали наверх. Яркий свет солнца ослепил Эйвион так, что первые несколько мгновений она отчаянно жмурилась, переступая с ноги на ногу на горячих досках палубы.

Корабль плавно покачивался на волнах, а впереди, не дальше чем в двух-трёх милях, виднелась жёлтая полоска берега.

– Раздеться! – приказал тот же голос. Эйвион глянула: это был Ал’иир, всё в тех же широких штанах и с обнажённым торсом.

Переглянувшись, пленники с хмурым видом принялись снимать одежду. Эйвион стояла, не понимая, что делать. Потом, посмотрев на остальных, медленно стянула с себя платье, оставшись в нижней рубашке.

– Живее! – крикнул Ал’иир. – Мыться, мыться!

Кормчий брезгливо вытянул руку, и дёрнул за ворот её камизы. Тонкая ткань рубашки с треском разошлась. Поддев ногой платье, он вышвырнул его в море вместе с рубахой. Эйвион зажалась, прикрывшись руками. Матросы, стоявшие вокруг, захохотали.

На палубу, зачерпнув за бортом, подняли кожаные вёдра и принялись окатывать пленников водой, солёной и очень тёплой. Эйвион нерешительно тёрла себя, боясь поднять глаза.

Всю одежду пленников отправили вслед за её платьем; взамен один из матросов принёс целый ворох тряпок из грубой холстины. Это оказались набедренные повязки – полоски ткани, едва прикрывавшие низ живота, белёные и чистые. Тут же появился ещё один человек, с большим мешком. Под бдительными взглядами аркан с длинными ножами на боках он достал оттуда потёртые кожаные ошейники и по очереди застегнул их на шеях пленников; ошейники он скрепил друг с другом верёвкой.

Тем временем подняли паруса, и корабль взял курс на берег. Пленников оттеснили в середину судна, привязав концы верёвок к поручням.

*       *      *

По скрипящим доскам мостков их свели на пристань.

Солнце палило немилосердно, от гомона чаек и городского шума закладывало уши, брызги от волн мгновенно высыхали на коже солёными пятнами. Кругом стояли какие-то бочки и ящики; чернокожие рабы в таких же ошейниках, согнувшись в три погибели, грузили тюки. Толстый человек в ярко-зелёных шароварах и куртке-безрукавке на голое тело покрикивал и щёлкал кнутом. Множество лодок, с парусами и без, сновали по гавани, ловко лавируя между огромными кораблями. Какие-то невиданные птицы с длинными ногами и клювами хлопали крыльями и дрались над кучей отбросов. Пахло рыбой, дымом и специями.

Матрос дёрнул за верёвку, и пленники гуськом поплелись за ним следом. Справа и слева от них вышагивала полудюжина вооружённых кривыми саблями солдат.