– Твою? Не смеши меня! Какая у тебя там доля – пять, десять процентов? А ведь могло быть всё твоим!
– Вик, да мне хватает, а вот ты явно преувеличиваешь полномочия простого шептуна. А ну как твой батя или уши, в которые он дует, завтра менингит словят? И всё – пиZдец карьере! Вы же всей семьёй только очки втирать и умеете. А мне, даже без доли в компании, на стройке работы хватит.
– И такому ничтожеству я отдала целый год!
Вика так истерично визжит, что приходится отстранить мобильник от уха. А вообще – очень уж семейные разборки напоминает.
– Столько я времени и сил в тебя вложила!
– Ну, примкни к обществу обманутых вкладчиков.
– Ненавижу тебя, урод! Я отдала тебе самое лучшее!
Я с трудом сдерживаюсь, чтобы не заржать в голос.
Нет – уже не сдерживаюсь – ржу.
– Виктория, а напомни мне, пожалуйста, что в тебе хорошего было? Если ты за свою невинность переживаешь, то целку при желании можно и обратно причпокнуть. Не так уж сильно я тебя и потрепал... У папы денег попроси и будешь как новая!
– Ты мне слишком много должен! Ты меня использовал, козел! Да ты ногтя моего не стоишь! Сам урод и трахаешь уродину!
– Должен тебе? – мне реально весело. – Викуль, свой долг я могу вернуть добрым советом. Заверни своё жало самостоятельно, пока не поздно. А красота, Вик, это же величина непостоянная. Сегодня ты душистый персик, а лет так через дцать – залупа сморщенная. А то и раньше! За пару коктейлей могут ведь и рот порвать и зубы вынести, и всё, что ты сможешь потом сосать – это жиденький кисель через трубочку. И как итог – говно внутри, говно снаружи. Ты подумай об этом, Викуль.
– Решил со мной расстаться на такой ноте? Думаешь, я прощу?
– Да мне пох*й, Вик, на твоё прощение! Мы с тобой расстались так давно, что я уже не помню, какого размера твои сиськи. Тогда ты ещё могла поступить по-умному и оставить о себе приятные воспоминания. Теперь поздно.
– Не боишься за свою кобылу меченую?
– Нет, Вик, за тебя страшно. Я ведь только после тебя понял, как могут зацепить женщины и что именно в них цепляет больше всего. В тебе этого нет и однозначно не прибудет. Поэтому береги свою мордашку, Викуль, тебе больше нечего предложить.
***
Элле я звоню на пути в больницу к Кирычу. Просто узнать, что всё в порядке. И не только. Уже поздно, но потребность услышать её стала навязчивой и неодолимой. Хочется стереть Викино звонкое тявканье бархатным грудным голосом, вызывающим подкожные мурашки.
Разговор не клеится.
Мужской голос рядом с НЕЙ выбивает меня из равновесия. Кто это? Какой на хер дядя? «Элиа» – что это, бл@дь, за имя?! И почему она не дома? Почему не хочет назвать адрес?
Почему именно этот дом?
Почему она не хочет, чтобы я приехал?
Почему она всё же сбежала?
«Может быть, потому что нам не о чем говорить? А всё, что тебе было интересно, ты уже взял».
И почему я, как идиот, уже целый час сижу около чёртова салона и таращусь на чужие окна?
Это не ревность! Просто моё должно быть только моим!
И нет – я не влип! Просто устал, перенервничал... Просто боюсь за неё! У меня есть реальная причина для беспокойства. Сука Вика! Да, она невменяемая тварь, и я не хочу, чтобы она даже дышала в сторону моей девочки. Потому что... это моя ответственность.
И поэтому я здесь! И снова шарю по окнам... Потому что...
– Ты влип, брат, – сочувственно резюмирует Кир спустя полтора часа.
– Да пошёл ты, психолог сраный!
«Сраный психолог» с деланым равнодушием пожал убитыми плечами и настаивать не стал. Трезво разложил сегодняшние события на херовые и перспективные, дал ещё пару ценных советов, был послан, послал ответку и отчалил к Морфею с чистой совестью.
***
Шесть утра! Крайний день зимы! За цветами я тоже крайний. И единственный. В этом е*анутом подвиге я даже Киру не признаюсь, а уж Генычу…
Пятьдесят роз – это нормально? Ну-у, это же не намёк на возраст… А двадцать – мало… Тогда сорок пять! Белые или розовые? Это как определяется? Может, к цвету глаз или волос? Или под цвет губ… Короче, жёлтые! Бля-а-а, логика в жопе!
Почему я никогда раньше об этом не думал? Потому что спрашивал у Геныча. Но я совсем не уверен, что получу добрый совет в шесть утра. А какие он подарил цветы моей девочке? Не помню… И сколько? Вот жучила!
Покурить бы... Купить поблизости негде, да и целая пачка мне не нужна. Стрелять стрёмно. Но я стреляю у тощего очкастого малого. Я по-прежнему крайний за цветами, но теперь за тощим. Он гордо отчаливает с пятью розовыми розами, одарив меня на прощание второй сигаретой.
Курю. Хотя не курю...
К семи утра я, к огромной радости продавщицы, тоже отчаливаю. В руках пятьдесят пять красных роз с меня ростом.