Безобразная Эльза

Элла, до одури красивая, входит в мой кабинет с очередной порцией бодрящей отравы. А я уже пиZдец какой бодрый! Потому что она здесь. Её губы – врата в мой персональный рай! – едва заметно вздрагивают. Для неё не секрет, что под маской хмурого и небритого руководителя скрывается одуревший от избытка гормонов пацан. Поэтому она держится на почтительном расстоянии, но от запаха её духов я дергаю ноздрями, как бык в период гона.

Мне нужен тесный контакт, и я с огромным трудом сдерживаю в себе зверя, готового немедленно спариваться. Лет с четырнадцати такого не было. Геныч как-то сказал, что секс по любви усиливает любовь к сексу. Ему-то откуда это знать? Но со мной, похоже, всё ясно. Масштабно я, конечно, не мыслю и слишком далеко не загадываю... Но сейчас… это точно любовь! Потому что мне очень мешает одежда Эллы. Но я всё равно, как мощный рентген, вижу сквозь ткань платья её грудь и захлёбываюсь слюной. И я знаю, что на этих ножках надеты чулки. Это я выяснил пять чашек кофе назад. А ещё... Её нереальные глаза, особенно зелёный, пробудили во мне поэта. Жаль, что оценить моё творчество способен только Геныч.

     Все, кто видел глаза Эли,

     От восторга ох*ели!

     Из-за глаз я стал поэтом…

     Рифма выдохлась на этом.

– Элла, – я встаю ей навстречу, подношу её руку к своим губам и целую тонкие пальчики. Ну хоть так!.. – Не смотри на меня, как на чудовище. На самом деле во мне скрыта прорва достоинств, просто некоторые очень глубоко. Но у тебя есть реальный шанс докопаться.

Бля, что я несу?! Чувствую себя идиотом, и даже шутливый тон не спасает.

– Я всегда знала, что ты необыкновенный, – она гладит меня по колючей щеке. – Ты самый лучший, Женя.

Нет предела совершенству, детка! Сейчас у меня прорежутся либо крылья, либо копыта и бивни. Я целую её ладонь, глажу по аппетитной попке и выбалтываю самые страшные тайны:

– А ещё я играю на скрипке…

Похоже, мой мозг окончательно перетёк в кожаный смычок, потому что о моём музыкальном прошлом, кроме моей семьи, знают только Геныч с Киром.

– А я знаю, – Элла улыбается, а я делаю себе пометку придушить Наташку.

– Останешься сегодня у меня? – резко перепрыгиваю на самую животрепещущую тему, а воображение уже безудержно рисует… Лучше моей неискушённой нежной девочке не знать об этих зарисовках заранее.

– Жень, я не могу, – острым серпом по моим фантазиям.

– Почему? – получается неожиданно грубо, потому что я тоже не могу… Не могу поверить, что она отказалась!

– Женя, у меня занят весь вечер, а потом…

– Кем занят? – прерываю её, с недовольством осознавая, что циничный пох*ист во мне безвременно почил. Зато воскрес оскорблённый в лучших чувствах молокосос – я ей тут про скрипку, а она...

А она трётся об меня, как кошка, заглядывает в глаза и мурчит на низких нотах:

– Я так люблю тебя, Женя, что мне больно отказываться. Но у меня есть обязательства. Не мучай меня, пожалуйста... Не заставляй поступать неправильно.

И мой суровый внутренний протест рассыпается розовым и подозрительно влажным песочком. То ли я прослезился от умиления, то ли обмочился от восторга.

– Ну, ты мне хоть расскажешь про свои важные дела? – шепчу ей в ушко, прикусываю и прижимаю к себе податливое тело.

– Конечно, – она пробирается ладошками под мой джемпер и гладит молодые пушистые крылья. – Я всё расскажу тебе, Женечка. Ай, задушишь, медведь!

Окрылённый медведь – тот ещё парень! Но от её тихого грудного смеха мне хочется встать на четыре лапы и прокатить мою уникальную девочку с ветерком до своей берлоги.

Опускаюсь, почти сползаю перед ней на корточки и глажу её ноги – идеальные, длинные, в соблазнительных чулках. Осторожно поднимаю платье и целую покрытую мурашками кожу над широкой кружевной резинкой.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍– Женечка, не сейчас, вдруг кто-нибудь войдёт… – бормочет дрожащим шёпотом, но длинные пальчики зарываются мне в волосы и тянут, причиняя боль и кайф…

– Ч-ш-ш, мой меч покарает любого, кто завалит без спроса, – провожу языком по упругому животику…

Дверь со страшным грохотом слетает с петель и разбивается, продолжая громыхать… Ну-у, это я от неожиданности так подумал. На самом деле дверь на месте, но нараспашку. А в дверном проёме…

Я всегда знал, что мой отец страшен в гневе, но в удивлении он оказался ещё страшнее. Какое тут, на хрен, покарать... Мой меч-кладенец скукожился в одно мгновение. Но руки работают – одёргивают на моей побледневшей и испуганной девочке платье и продолжают оглаживать ноги, успокаивая.

– Я вам не помешал? Ничего, что без стука? – прорычал отец, сверля меня лютым взглядом. – А ты чего там распластался, бык фестивальный? Давай провожай свою зазнобу…

И тут отец внезапно замолк, разглядывая Эллу…   

77 Элла

 Я не знаю, куда от стыда спрятать глаза. А именно они, мои глаза, кажется, больше всего заинтересовали моего внезапно онемевшего босса.