– Это я его туда впихнула, минуя все кастинги. Уж, конечно, ему повезло! А он, кобелина неблагодарный... Я ведь, Эллочка, прекрасно знаю, где и с кем он шоркается, и, заметь, ни разу не предъявила ему претензии. Понимаю, что мужик молодой и должен развлекаться. В конце концов, и личную жизнь ему когда-то надо устраивать. Это сейчас я ещё молода и хороша собой, но пиZдец не дремлет и уже не крадётся незаметно, а прёт на меня в полный рост. Такими темпами лет через десять и морда, и сиськи обвиснут...
Я поискала беглым взглядом Инессины сиськи и подумала, что ей такая беда вряд ли грозит.
– А ты видела, что он мой парадный халатик порвал? Псих больной!
– Мне кажется, он Вас любит и страдает от ревности…
– ХуYнёй он страдает! Этот шакал и свою личную жизнь успевает настраивать, и в мою бесцеремонно прётся. А ведь я почти зацепила мужичка, когда этот херов грека вернулся и устроил мне здесь бои без правил. А потом мириться со мной вздумал… Насильно!
Я сочувственно и очень поспешно закивала, ни в коем случае не желая знать подробности. Но тут Инесса вдруг вспомнила, что мне тоже есть о чём рассказать.
В розовой, вкусно пахнущей пене, я ощущаю такое блаженство, что от моей недавней обиды на Инессу почти не осталось следа. Вернее, обиды совсем не осталось, но включилась осторожность. Я поняла, что не стоит расслабляться и безоговорочно доверять постороннему человеку. Нет, конечно, считать Инессу посторонней я всё равно не смогу, но и, как прежде, боюсь, уже не будет. Это не я такая рассудительная, просто включился инстинкт самосохранения. Я вдруг осознала, что сегодняшняя фаворитка завтра легко может получить жёсткий пинок под зад, и мне следует быть готовой к подобному повороту.
Когда я шла домой (а ведь за короткое время я привыкла считать это место своим домом), мне хотелось выплеснуть все обиды, скинуть тяжесть этого дня, получить мудрый совет или пусть даже критику. Но всё пошло не так, и теперь откровения застревают во мне, продолжая ранить. Сейчас я каждую минуту ожидаю вспышки недовольства и грубости, и Инессе приходится по крупицам вытягивать из меня информацию, которой я делюсь очень осторожно. Я бы и вовсе ничего не рассказала, но больше мне не с кем посоветоваться. Да и образ дурнушки Эллы полностью зависит от моего эмоционального визажиста.
Инесса чутко уловила во мне перемены и теперь изо всех сил старается вернуть моё расположение, не растеряв при этом чувство собственного достоинства. Мне жалко её, и я совсем не хочу, чтобы эта боевая женщина лебезила передо мной, сопливой девчонкой. Я готова принять, что она… Ну, вот такая она – резкая, переменчивая, взбалмошная грубиянка. А ещё очень добрая, щедрая, искренняя и ранимая. Она говорит, что любит меня, и я ей верю – правда верю! Но постараюсь не забывать, что здесь я лишь временная квартирантка и лучше бы мне не распахивать так бесхитростно свою душу, чтобы потом не было очень больно.
– Инесса, я бы очень хотела выглядеть на работе хоть немного симпатичнее. И ладно очки, но этот парик просто невыносим.
– Девочка моя, кажется, это ты не хотела быть узнанной. А любой другой парик напомнит твоему Женьке Геллу, ведь он видел её и блондинкой, и брюнеткой… Причёска способна изменить образ человека почти до неузнаваемости, а у нас просто не осталось вариантов – твоя зажигалка Гелла их все использовала. Так что, не хнычь – чем сложнее путь, тем меньше на нём конкурентов.
– На моём пути их вообще нет, потому что они обогнали меня по короткой и гладкой дороге.
– Правильно. Но то, что легко пришло, и потерять не жаль, а ценится то, что досталось с большим трудом.
– Ну, это если только речь о Гелле, а очкастенькая секретарша вряд ли кому интересна.
– Как знать, – хитро улыбнулась Инесса. – И, кстати, о твоей Гелле… Рисковое дело ты замыслила. Хитро, но опасно. Ведь от хитрожопой до хитровы*банной очень зыбкий мостик, деточка, а в твоём случае это может быть один приват-танец.
33 Женя
Сквозь сон ощущаю цветочный сладковатый аромат, тёплое дыхание и мягкое прикосновение губ к моему виску. Ласковые руки ерошат мои волосы, гладят по голове.
– М-м… – это единственное, на что я сейчас способен, хотя хочется громко замурчать.
– Ну спи, спи, сыночек, – тихий шёпот, и губы целуют моё плечо.
В памяти всплывает, что я у родителей, вспыхивает совершенно неожиданная радость по этому поводу, и в сон я уплываю с улыбкой.
Следующее пробуждение настолько же не похоже на предыдущее, как кнут на пряник. На ноги резко падает тонный груз и чьи-то беспощадные руки давят на живот, грозя взорвать мочевой пузырь.
– Подъём, медвежонок! Ну, Женька-а, хватит дрыхнуть! – Наташкин голос с утра звучит куда противнее, чем мой привычный сумасшедший будильник, который я уже больше года хочу поменять, но, проснувшись, напрочь забываю об этом.
– Спасибо, что напомнила, почему я не люблю оставаться у вас на ночь, – бормочу, еле ворочая непослушным языком.
– У вас? Обнаглел?! Ты вообще-то у себя дома! – Наташкина ладонь хлёстко лупит меня по груди.
– А по ощущениям, будто в пыточной камере.