Безобразная Жанна

Мой провожатый хорошо рассчитал время: вскоре после полудня впереди показалась поросшая травой двускатная крыша. Довольно большой дом словно врос в землю в глубине лощины, приткнувшись к склону, покрылся мхом и вьюнком, и теперь его было не так-то просто разглядеть, особенно если не знать, что ищешь…

Рыжий придержал коня, пошарил за пазухой, выудил свистульку (наверно, ту самую, о которой рассказывал мне) и резко дунул в нее. Получившийся звук никак не был похож на трель жаворонка, могу сказать честно!

Дверь приотворилась, кто-то выглянул наружу, и Рыжий махнул рукой.

– Они, они! – послышалось в доме. – Да собирай на стол, кляча бестолковая…

– Сам ты старый осел, подмети хоть!..

– Здорово, Клешнявый, – сказал Рыжий, спешившись, и протянул руку крепкому мужчине, который первым к нам подошел. Я заметила, что на руке этой было всего три пальца, отсюда, наверно, и кличка. – Как вы тут живы-здоровы?

– Потихоньку, – ответил тот, скосив на меня глаза. – А…

– Я сам лошадей в конюшню отведу. Хозяйка, уж пособи со своим красавцем, а то он опять меня укусит!

Я кивнула и повела Твана за ним. Конюшня снаружи так обросла диким виноградом, что я было приняла ее за холм!

Должно быть, когда-то здесь могло стоять десятка два, а то и три лошадей, но теперь часть кровли обрушилась, дальняя часть конюшни не использовалась, и денников в самый раз хватило на наших коней. Кроме них, тут уже стояло несколько лошадей попроще, крепких и выносливых с виду, далеко не кляч.

– Пойдем знакомиться, хозяйка, – сказал Рыжий, обиходив наших животных. – Люди заждались…

Не знаю, что я ожидала увидеть, войдя под эту крышу. Быть может, отряд отборных головорезов вроде гвардейцев Марриса? Или банду суровых, заросших бородами контрабандистов, знающих все горные тропки лучше, чем линии на собственной ладони? А может, сборище дворян-отщепенцев в потертых камзолах, на которых лишь чудом сохранились остатки кружев и позолоты, но мечи по-прежнему остры?

Должно быть, мне следовало читать меньше романов.

Их было всего четверо, и…

– Ну вот, – будничным тоном произнес Рыжий. – Я привез королеву, как и обещал.

На мгновение воцарилось молчание, которое нарушало только громкое сопение Клешнявого и треск пламени в очаге, а потом один из мужчин вдруг шагнул вперед и проговорил хрипло:

– Госпожа… Госпожа Жанна… Вправду живая…

– Это еще что за представление? – Я попятилась, когда он упал на колени и попытался поцеловать мне руку.

– Не узнаешь? – спросил Рыжий, подняв его на ноги. – Ну, присмотрись!

Я всмотрелась в худого бородатого, немолодого уже и вдруг, словно громко треснувшее в огне полено пробудило мою память, воскликнула:

– Ты тот самый егерь! Прости, я не помню твоего имени…

– Деррик я, госпожа… где же тебе упомнить… – У него жалко дрожали губы, и это выглядело так странно у взрослого мужчины! – Ох… прости, госпожа, не уберег…

– Это не твоя вина, – сказала я, вспомнив его голос.

Верно, Деррик вместе с Саннежи пытался остановить меня, когда я сунулась к якобы мертвому волку – отсечь пышный зимний хвост, свой законный трофей. Я хотела подарить его Саннежи, чтобы носил на шапке и не зазнавался…

– Где ж не моя… не устерег ведь. – Деррик неуклюже утер глаза рукавом. – Его величество, земля ему пухом, пощадил, не убил на месте… Князь, светлого ему неба, собой меня заслонил, сказал, я слишком далеко был, всяко бы не поспел…

– Ты не виноват, – повторила я. – Скажи лучше, где ты был все эти годы?

– Да жил сам по себе, госпожа. Руки при мне, дичи настрелять могу, на хлеб-соль ее обменять тоже, – ответил он пасмурно. – Да только теперь не то что оленя, куропатку подстрелить не моги, вмиг вздернут!

– А это Медда, – перебил его Рыжий, подтолкнув вперед рослую крепкую женщину. – Ее ты уж точно не вспомнишь, хозяйка.

– Да где уж там, – густым сочным голосом произнесла она. – Когда мы с госпожой повстречались, я втрое меньше была, а она – вполовину. Я дочка мельника с Косого ручья.

Я всмотрелась в круглое румяное лицо, встретилась взглядом с темными, похожими на сливы глазами и вдруг вспомнила эту вот косенькую неуверенную улыбку: верхняя губа у Медды забавно поддергивалась, как у щенка, обнажая кривоватые передние зубы, а вид при этом делался таким растерянным, словно она вообще не умела улыбаться и удивлялась, как это у нее вышло.

– Отчего же, помню, – сказала я. – Поправь, если ошибусь. У твоего отца было три сына и ты – единственная дочь. Когда он умер, они взялись делить наследство, и по всему вышло, что тебе придется или оставаться приживалкой у кого-то из братьев, или идти замуж за того, кого укажут, или просто – на все четыре стороны, если отпустят, конечно. Так было дело?

– Точно так, госпожа, – серьезно кивнула Медда. – А тут рядом королевская охота случилась. Я из сарая, где меня закрыли, удрала да и кинулась в ноги… Под копыта то есть. Думала, пусть лучше затопчут или еще как прибьют, только бы сразу… На кой такая жизнь?